Еще при жизни И. А. Бунина о нем заговорили, как о блестящем мастере не только российского, но и мирового уровня. В 1933 г. первому из наших соотечественников ему была присуждена Нобелевская премия по литературе.
В чем Бунин остался верен художественным принципам русской классики? Как он развивает и обновляет отечественные литературные традиции, какие особенности творчества позволяют говорить о нем как о видном мастере художественного слова XX в., о писателе общеевропейского и мирового масштаба?
Рассмотрим важнейшие смысловые константы художественного мира И. Бунина.
В основе повествования автора почти всегда - поток памяти, которая для него существует в виде прапамяти как чувства собственной неразрывной связи со "Всебытием" (используемый Буниным термин), с предками, как припоминание своих прежних жизней. Существовать без памяти - величайшая трагедия. Только закрепленное памятью прошлое составляет для Бунина предмет высокого искусства. В одном из своих писем он замечает: "Пока живешь - не чувствуешь жизни". Потому излюбленные герои И. Бунина - люди не разума и логики, но те, кто носит в себе первобытную мудрость инстинктов, не рефлектирующие, а цельные и пластичные личности.
Невозможно одновременно оценить и понять переживаемый момент. Так, запаздывание нашего осознания прекрасно передано Буниным в рассказе "Солнечный удар". Жизнь - это всего лишь материал, из которого человеческая душа с помощью памяти вырабатывает что-то эстетически ценное. Бунин испытывает неприязнь к категории будущего, не обещающего ничего кроме смерти. Писатель пытается возвратить "утраченное время". Именно это проявляется в его автобиографическом романе "Жизнь Арсеньева".
В художественном мире Бунина наиболее четко проявляется чувство одиночества - одиночества вечного, вселенского, как неизбежного и непреодолимого состояния человеческой души. Непознаваемая мировая тайна порождает в душе писателя одновременно "сладкие и горестные чувства". К чувству радости и упоенности жизнью примешивается томящее чувство тоски. Радость жизни для Бунина - не блаженное и безмятежное состояние, а чувство трагичное, окрашенное тоской и тревогой. Вот почему любовь и смерть у него всегда идут рука об руку, неожиданно соединяясь с творчеством.
В творчестве Бунина постоянно присутствуют мотивы любви, смерти и преображающей силы искусства.
Едва ли не главная жизненная страсть Бунина - любовь к перемене мест. В 1880-1890-е гг. он много путешествовал по России, затем объездил Европу, странствовал по Ближнему Востоку и странах Азии. Иногда в качестве материала для своих произведений Бунин использовал не только впечатления о происходящем в русской глубинке, но и свои зарубежные наблюдения.
По отношению к русской действительности позиция Бунина выглядела непривычно. Многим своим современникам он казался бесстрастным, "холодным", хотя и блестящим мастером, а его суждения о России, русском человеке, русской истории - слишком отстраненными. Бунин старался дистанцироваться от мимолетных социальных тревог, избегая в своем дореволюционном творчестве публицистичности. При этом он необычайно остро ощущал свою принадлежность к русской культуре, "роду отцов своих". Для оценки российской действительности Бунину всегда была нужна дистанция - хронологическая, а иногда и географическая. Например, будучи в Италии Бунин писал о русской деревне, тогда как в России создавал произведения об Индии, о Цейлоне, Ближнем Востоке.
Бунин одинаково ярко проявил себя и как прозаик, и как поэт, и как переводчик. Еще в 1886-1887 гг. до публикации первых стихов и рассказов он с увлечением работал над переводами "Гамлета". В печати появлялись его поэтические переводы Петрарки, Гейне, Верхарна, Мицкевича, Тениссона, Байрона, Мюссе и др. Вершиной этого периода стал перевод "Песни о Гайавате" Г. Лонгфелло, который был опубликован в 1896 г.
Школа поэтического перевода с ее поиском единственно возможного слова во многом помогла писателю в совершенстве овладеть и формой классического русского стиха. Огромное количество прочитанных им книг способствовало обогащению его поэтической кладовой.
Бунин обладал необычайно острым зрением, позволяющим ему разглядеть звезды, видимые другими лишь в телескоп, поразительным слухом - интересно, что по звуку колокольчиков мог определить, кто именно едет.
Бунин был чрезвычайно строг к точности изображения. Все, кто знал писателя, неоднократно убеждались, с какой трепетностью он относился к каждому печатному слову, вплоть до того, что его серьезно могла огорчить даже неправильно поставленная запятая.
Вплоть до выхода книги в свет он не переставал до последней минуты вносить поправки и уточнения в текст.
Более чем шестидесятилетний путь Бунина в литературе хронологически можно разделить на две примерно равные части - дооктябрьскую и эмигрантскую.
Юношеские, большей частью подражательные стихи Бунина представляют интерес лишь постольку, поскольку характеризуют его тогдашние настроения (мечты о счастье, ощущение единства счастья и страдания и др.). В ранней прозе автора присутствуют черты, позднее исчезнувшие из других произведений Бунина: юмор (в очерках "Мелкопоместные", " Помещик Воргольский" проглядывают гоголевские нотки), свойственное А. П. Чехову изображение пошлости и тоски мещанской жизни ("Тарантелла", "День за днем").
Подлинное мироощущение Бунина проявилось в таких его рассказах, как "На хуторе", "На Донце", "Перевал", "Антоновские яблоки", "Скит", "Сосны" и др. Уже в рассказе "На хуторе" (1895) есть и сожаление о быстротечности человеческой жизни, и внезапная мысль о неизбежности смерти, и одиночество человека.
В изображении деревни Бунин изначально был далек от идеализации крестьянства. Особенно ярко это показано в рассказе "Федосеевна", главная героиня которого - нищая больная старуха, выгнанная дочерью из дома. Бунина интересуют не социальные конфликты, а взаимоотношения человека и природы, дарующей спасительное успокоение. Во многих произведениях автора стрекот насекомых и пение ночных цикад станет постоянным символом неиссякаемой и загадочной силы жизни.
Бунин строит свои рассказы не на хронологической последовательности, а на технике ассоциаций. Его сравнения основаны на зрительных, звуковых и вкусовых ассоциациях: "как лисий мех леса", "шелки песков", "огненно-красная змея молния". В рассказе "Сосны" проявляется одна из самых замечательных особенностей творчества Бунина - избыточность ярких, выразительных, но как бы лишних и ненужных деталей. Это зачарованность детальностью объясняется стремлением автора запечатлеть неповторимое многообразие мира.
Одновременно с "Антоновскими яблоками" Бунин пишет осеннюю поэму "Листопад". В этом первом поэтическом шедевре автора можно проследить все особенности зрелой поэзии Бунина: простоту, спокойную без ложного пафоса интонацию, намеренную традиционность стиха, намеренные прозаизмы, приближающие поэтическую речь к разговорной.
Почти все бунинские рассказы начала века бессюжетны и лиричны ("Туман" - описание чувств лирического героя в туманную ночь на корабле, "Заря всю ночь" - переживания девушки накануне свадьбы и т. д.); драматизм его рассказов не в сюжетном конфликте, а в самой атмосфере повествования. Началу действия часто предшествуют автономные и как бы излишние картины, а за завершением действия часто следует "постскриптум", неожиданно открывающий новую перспективу ("Красный генерал", "Клаша", "Легкое дыхание"). Незаконченность и недосказанность повышают активность читательского восприятия. Различные описания и отступления у Бунина разрушают последовательный ход действия, а само действие как бы распадается на отдельные блоки-сегменты ("Старуха" - набор независимых сценок и картин, "Братья" - несколько независимых друг от друга героев).
Бунин никогда не комментирует свои впечатления и отношение к изображаемому, а старается передать нам в непосредственном виде само ощущение, заразить, загипнотизировать чувством. Понимание стихийности мышления и его неподвластности сознательному волевому усилию обусловливает необычное, нелогичное для традиционного психологизма поведение бунинских героев. Для Бунина конкретная жизненная ситуация не содержит в себе нравственной проблемы, ибо самая главная проблема - жизнь, управляемая вечными и не известными нам законами. Человек же у Бунина - далеко не вершина творения, а жалкое, может быть, наименее совершенное создание.
С глубоким пониманием психики связан и интерес Бунина к состоянию сна, бреда, галлюцинациям (предсмертные видения землемера в "Астме", "Сны Чанга", "Сон епископа Игнатия Ростовского", сон Мити в повести "Митина любовь") - это своеобразная возможность выйти за пределы нашего "я", преодолев границы индивидуального сознания.
Значимое место в творчестве Бунина занимали его размышления о таинственной русской душе, которые со всей полнотой воплотились в повести "Деревня", вызвавшей в читательских кругах сенсацию своей беспощадностью, смелостью и вызовом общепринятому мнению. Одна из самых удивительных черт русского характера, которой не устает поражаться Бунин, - это абсолютная неспособность к нормальной жизни и отвращение к будням ("постыла им жизнь, ее вечные будни"). Повседневная работа при таком ощущении жизни - одно из самых тяжких наказаний. Однако апатия в обыденной жизни сменяется неожиданной энергией в чрезвычайных обстоятельствах. Например, один из персонажей "Деревни" - Серый ленится заделать дыры в крыше, но первым является на пожар.
Желание освободиться от тоскливого существования толкает героев либо на неожиданный поступок, либо на нелепый и бессмысленный бунт. Так, бунтующие мужики грозят убить Тихона Красова, а потом, как и прежде, почтительно кланяются ему. Описывая грубость, зависть, враждебность, жестокость крестьян, Бунин никогда не позволяет себе обличительный тон, он предельно правдив и объективен. Однако это не холодная констатация ужасающей действительности, а жалость и сострадание к "мечущимся и несчастным" и даже самобичевание.
И в повести "Суходол" основная тема - русская душа, которая разрабатывается на примере дворянства. Именно в сходстве русских крестьян и дворян видит Бунин главную причину вырождения деревни, дворянство поражено все той же болезнью - русская тоска, нелепость, иррациональность поступков. Тема русской души дается в "Суходоле" в совершенно ином художественном ключе, нежели в "Деревне", где тщательно выписаны мельчайшие детали. "Суходол" - произведение, где эмоциональная атмосфера создается переплетением и развитием повторяющихся мотивов, т. е. использованы "музыкальные" принципы композиции. Суходол - это не реальный объект, а лишь воспоминания о нем. Суходол уже не существует - живут лишь остатки старины, отраженные зыбким светом прошлого.
Октябрьская революция заставила писателя в 1918 г. покинуть Москву, а в начале 1920 г. навсегда расстаться с родиной. В дневнике Бунина этих лет, опубликованном в эмиграции под заголовком "Окаянные дни", особенно ярко и предельно ясно раскрываются причины, побудившие писателя покинуть страну. Заметки Бунина отличаются высокой концентрацией страстной неприязни к большевизму, которая носит не только моральный, но и эстетический характер. В этом проявилась его главная черта - видеть в основе трагизма мира не контраст добра и зла, а контраст красоты и уродства, служить "красоте и правде". Бунин описывает кровавые оргии большевиков в захваченной ими Одессе, отвратительные нравы "красной аристократии".
В эмигрантский период проза Бунина становится эмоциональной, музыкальной и лиричной. В новом витке творчестве поэзия и проза сливаются в некий совершенно новый синтетический жанр. Теме исторической памяти посвящены рассказы "Косцы", "Русь", "Святитель", "Божье дерево", где Бунин снова возвращается к теме русской души. В эмиграции Бунин еще острее чувствовал таинственную жизнь русского слова, достигая языковых вершин и обнаруживая удивительное знание народной речи. Еще большее мастерство проявляется в музыкальной организации его прозы.
Все большее место начинает занимать в творчестве Бунина тема любви, которая станет главной в его последней книге "Темные аллеи", которую сам писатель считал своим самым совершенным созданием. Особенно в этой книге поражает ее свежесть и молодая сила чувств.
Совершенно новый характер прозы Бунина нашел свое выражение в создании им нового литературного жанра - миниатюр, когда сама деталь стала рассказом. Некоторые из них написаны ради одной-единственной фразы или одного слова ("Слезы", "Людоедка", "Петухи"). Они предельно конкретны, в них нет иносказаний, и фактически отсутствует метафоричность. Миниатюры воспринимаются как поэтический текст, они пронизаны системой лексических и звуковых повторов.
Самая замечательная книга Бунина в эмиграции - это его роман "Жизнь Арсеньева". В романе автор воссоздает своего восприятия жизни и переживание этого восприятия. Это произведение о "восприятии восприятия" или память о памяти. По Бунину, память очищает прошлое от всего ненужного, наносного и выявляет его подлинную суть, делает видимым эстетическое в повседневном. В романе присутствуют время прошлого и время настоящего повествования, нередки "переброски" из одного времени в другое, а иногда и нарушения временной последовательности. Однако это не объективная реконструкция прошлого, а создание особого мира, иной реальности благодаря сознанию автора, где "ничтожные и обыденные вещи" становятся загадочно прекрасными. "Жизнь Арсеньева" - уникальное произведение в русской литературе, поразительное по своему внутреннему психологизму, отсылающему к произведениям Толстого и Достоевского.
Незадолго до смерти Бунин работал над книгой о Чехове. Он так и не успел ее завершить. Книга вышла в свет после смерти Бунина в Нью-Йорке.

Первые юношеские работы несут на себе влияние идеологической традиции. Настроение гражданской скорби.

Но надсоновские мотивы в нем уже изначально соседствовали с влиянием Фета. Тождество чувств лирического героя и природных явлений («Одиночество»). Фет и Надсон у Бунина нераздельны и неслиянны. Плюс увлечение Толстым. Почти все герои Бунина походят испытание смертью. Понимание жизни как исполнения долга перед Богом в ранних рассказах.

Начало 1900-х – время недолгого соприкосновения с символизмом, закончившееся резким отторжением.

Некоторое время Бунин то ли выбирал между «Знанием» и «Скорпионом», то ли полагал, что совместить эти лагеря вполне возможно. Если проследить недолгую историю его вхождения в символистский круг, то начать следует с личного знакомства с Брюсовым, их совместного участия в 1895 г. в сборнике «Молодая поэзия». Когда в конце 1899 г. возникло первое символистское издательство «Скорпион», Бунин оказался одним из первых авторов, к которому обратились Брюсов и Поляков с просьбой о сотрудничестве . Бунин не только передал «Скорпиону» в 1900 г. книгу стихов «Листопад» (вышла в 1901 г.), но и по собственной инициативе попытался склонить к участию в альманахе «Северные цветы» Горького и Чехова. Однако очень скоро начались странные недоразумения в их взаимоотношениях: опубликовав в первом выпуске «Северных цветов» рассказ «Поздней ночью», Бунин не попадает в число участников второго выпуска. Бунин попытался предложить «Скорпиону» второе издание «Песни о Гайавате» и сборника «На край света», а также новую книгу стихов, однако ни одна из этих книг не была издана в «Скорпионе», и уже в 1902 г. Бунин предложил Горькому выкупить у «Скорпиона» «Листопад» и переиздать его в «Знании ». В рецензии на «Новые стихотворения» Бунина Брюсов пренебрежительно характеризует Бунина как «вчерашний день литературы». Последовавший за этим разрыв личных отношений выглядит вполне закономерно.

С 1902 г. до конца жизни Бунин отзывается о символистах неизменно уничижительно. Время от времени Бунин все же публикуется в символистских, хотя и не «скорпионовских», журналах и альманахах («Золотое руно», «Перевал»). Его сборники вполне сочувственно рецензируются в символистской периодике. Блок в статье «О лирике» утверждал: «Цельность и простота стихов и мировоззрения Бунина настолько единственны в своем роде, что мы должны с его первого стихотворения «Листопад» признать его право на одно из главных мест среди современной русской поэзии». Бунинские резко негативные оценки символистов можно сопоставить лишь с его неизменно яростными инвективами против Достоевского. Скрытое соперничество с корифеями русской литературы всегда занимало в его оценках большое место. И все же ни Толстой, ни Чехов «не мешали» Бунину. А Достоевский мешал. Темы иррациональных страстей, любви-ненависти, страсти Бунин считал «своими», и тем более его раздражала чужая для него стилистическая манера.

В статье «О поэзии Бунина» Ходасевич утверждает, что бунинская поэтика «представляется последовательной и упорной борьбой с символизмом». Своеобразие этой борьбы заключается в освоении символистского тематического репертуара принципиально противоположными символизму стилистическими средствами. В лирике Бунина 1900-х гг. заметно пристрастие к исторической экзотике, путешествиям по древним культурам,- к тематике, традиционной для «парнасской» линии русского символизма. «Надпись на могильной плите», «Из Апокалипсиса», «Эпитафия», «После битвы». В этих стихотворениях Бунин наименее всего отличим от символистской поэзии: тот же торжественный описательный стиль, та же уравновешенная отчетливость формы, те же размышления о связи ушедшей и современной культуры через любовь и красоту. Но высокий стиль соседствует с подробно увиденными конкретными природными или бытовыми деталями.

Радикально отличающим Бунина от символистов оказалась пейзажная лирика . Там, где символист видел «природные знаки» иной, подлинно реальной действительности или проекцию собственного душевного состояния, Бунин «благоговейно отходит в сторону, прилагая все усилия к тому, чтобы воспроизвести боготворимую им действительность наиболее объективно . Он боится как-нибудь ненароком «пересоздать» ее. В поэтической практике это приводит почти к полному устранению лирического героя, вообще - лирического «я», заменяемого либо безличным повествованием от третьего лица, либо введением «ролевого», предельно отчужденного от автора персонажа. Наиболее ранний и яркий пример - «Листопад». Упоминания о нем обычно сопровождаются демонстрацией пышных, насыщенных многоцветными эпитетами описаний осеннего леса от сентября до первого снега. Перевес прилагательных, слов со значением качества характерен как раз для символистской поэтики. Но у символистов перечисление признаков служит развеществлению изображаемого мира. У Бунина все качественные характеристики предметны и конкретны. Осень в «Листопаде» не только описывается, но и является олицетворенным персонажем Стихотворения, и именно через ее восприятие дается чередование природных картин. Чувство Бунина едва обретает возможность прорваться наружу; оно обозначается в мимолетном замечании, в намеке, в лирической концовке. Не случайно в сознании современного читателя живут те немногие стихотворения Бунина, где не отказано в праве на существование лирическому герою («Одиночество») и где предвосхищается будущая трансформация рассказа в стихах, предпринятая в 1910-е годы поэтами-постсимволистами. Лирическое сознание повествователя, редуцированное в поэзии Бунина, получает ведущую роль в его прозе.

Буниину пришлось пройти через все наиболее значимые для России направления философской и эстетической мысли, через важнейшие литературные школы. При этом он не становится приверженцем ни одной из существующих идеологических систем, но в то же время осваивает и синтезирует в собственном художественном мире наиболее близкие. Формирование новой художественной системы в творчестве Бунина означало в то же время преодоление границ между принципами поэтики тех литературных школ, которые на предшествующей стадии развития литературного процесса воспринимались в качестве антагонистов.

Столь же значительна и оригинальна поэзия Бунина 1910-х гг., которая до недавнего времени рассматривалась как сугубо традиционная.

Россия, история, крестьянский быт; своеобразие национальных культур; человек, его духовное наследие, место в мире; добро, красота, любовь; непреходящая связь времен- таков диапазон поэзии Бунина. Мир предстает в ней более цельным, одухотворенным и радостным, чем в прозе. Здесь непосредственнее выражены его этические и эстетические идеалы, представления об искусстве, о назначении художника.

Любая картина - бытовая, природная, психологическая, -не существуют у Бунина изолированно, они всегда включены в большой мир. В его стихах господствует не отдельная деталь, а совокупность разнородных деталей, которая способна передать многообразие меняющегося мира и значительность каждого явления, связанного со всеобщим. Бунин достиг таких вершин изобразительности, которые позволили выявить «пафос души», отношение к миру в предельно сжатой, конкретной форме - «лирикой фактов», а не «лирикой слов».

Бунин создает короткие новеллы в стихах, использует прозаически-повествовательные интонации и тем самым обогащает, расширяет возможности своей поэзии. Проза влияла на поэзию, поэзия обогащала прозу.

«Одиночество»

И ветер, и дождик, и мгла

Над холодной пустыней воды.

Здесь жизнь до весны умерла,

До весны опустели сады.

Я на даче один. Мне темно

За мольбертом, и дует в окно.

Вчера ты была у меня,

Но тебе уж тоскливо со мной.

Под вечер ненастного дня

Ты мне стала казаться женой...

Что ж, прощай! Как-нибудь до весны

Проживу и один - без жены...

Сегодня идут без конца

Те же тучи - гряда за грядой.

Твой след под дождем у крыльца

Расплылся, налился водой.

И мне больно глядеть одному

В предвечернюю серую тьму.

Мне крикнуть хотелось вослед:

"Воротись, я сроднился с тобой!"

Но для женщины прошлого нет:

Разлюбила - и стал ей чужой.

Что ж! Камин затоплю, буду пить...

Хорошо бы собаку купить.

«Ночь»

Ищу я в этом мире сочетанья

Прекрасного и вечного. Вдали

Я вижу ночь: пески среди молчанья

И звёздный час над сумраком земли.

Как письмена, мерцают в тверди синей

Плеяды, Вега, Марс и Орион.

Люблю я их теченье над пустыней

И тайный смысл их царственных имён!

Как ныне я, мирьяды глаз следили

Их древний путь. И в глубине веков

Все, для кого они во тьме светили,

Исчезли в ней, как след среди песков:

Их было много, нежных и любивших,

И девушек, и юношей, и жён,

Ночей и звёзд, прозрачно-серебривших

Евфрат и Нил, Мемфис и Вавилон!

Вот снова ночь. Над бледной сталью Понта

Юпитер озаряет небеса,

И в зеркале воды, до горизонта,

Столпом стеклянным светит полоса.

Прибрежья, где бродили тавро-скифы,

Уже не те, - лишь море в летний штиль

Всё так же сыплет ласково на рифы

Лазурно-фосфорическую пыль.

Но есть одно, что вечной красотою

Связует нас с отжившими. Была

Такая ж ночь - и к тихому прибою

Со мной на берег девушка пришла.

И не забыть мне этой ночи звездной,

Когда весь мир любил я для одной!

Пусть я живу мечтою бесполезной,

Туманной и обманчивой мечтой, -

Ищу я в этом мире сочетанья

Прекрасного и тайного, как сон.

Люблю её за счастие слиянья

В одной любви с любовью всех времён!

«Сапсан»

Воловьи ребра у дороги

Торчат в снегу - и спал на них

Сапсан, стервятник космоногий,

Готовый взвиться каждый миг.

Я застрелил его. А это

Грозит бедой. И вот ко мне

Стал гость ходить. Он до рассвета

Вкруг дома бродит при луне.

Я не видал его. Я слышал

Лишь хруст шагов. Но спать невмочь.

На третью ночь я в поле вышел...

О, как была печальна ночь!

Кто был он, этот полуночный

Незримый гость? Откуда он

Ко мне приходит в час урочный

Через сугробы на балкон?

Иль он узнал, что я тоскую,

Что я один? что в дом ко мне

Лишь снег да небо в ночь немую

Глядят из сада при луне?

Быть может, он сегодня слышал,

Теперь луна была в зените,

На небе плыл густой туман...

Я ждал его, - я шел к раките

По насту снеговых полян,

И если б враг мой от привады

Внезапно прянул на сугроб, -

Я б из винтовки без пощады

Пробил его широкий лоб.

Но он не шел. Луна скрывалась,

Луна сияла сквозь туман,

Бежала мгла... И мне казалось,

Что на снегу сидит Сапсан.

Морозный иней, как алмазы,

Сверкал на нем, а он дремал,

Седой, зобастый, круглоглазый,

И в крылья голову вжимал.

И был он страшен, непонятен,

Таинственен, как этот бег

Туманной мглы и светлых пятен,

Порою озарявших снег, -

Как воплотившаяся сила

Той Воли, что в полночный час

Нас страхом всех соединила –

И сделала врагами нас.

«Вечер»

О счастье мы всегда лишь вспоминаем.

А счастье всюду. Может быть, оно -

Вот этот сад осенний за сараем

И чистый воздух, льющийся в окно

В бездонном небе легким белым краем

Встает, сияет облако. Давно

Слежу за ним... Мы мало видим, знаем,

А счастье только знающим дано.

Окно открыто. Пискнула и села

На подоконник птичка. И от книг

Усталый взгляд я отвожу на миг.

День вечереет, небо опустело.

Гул молотилки слышен на гумне...

Я вижу, слышу, счастлив. Все во мне.

Черный бархатный шмель, золотое оплечье,

Заунывно гудящий певучей струной,

Ты зачем залетаешь в жилье человечье

И как будто тоскуешь со мной?

За окном свет и зной, подоконники ярки,

Безмятежны и жарки последние дни,

Полетай, погуди - и в засохшей татарке,

На подушечке красной, усни.

Не дано тебе знать человеческой думы,

Что давно опустели поля,

Что уж скоро в бурьян сдует ветер угрюмый

Золотого сухого шмеля!

«Слово»

Молчат гробницы, мумии и кости,-Лишь слову жизнь дана:

Из древней тьмы, на мировом погосте, Звучат лишь Письмена.

И нет у нас иного достоянья!

Умейте же беречь

Хоть в меру сил, в дни злобы и страданья,

Наш дар бессмертный речь.

Спокойный взор, подобный взору лани

И все, что в нем так нежно я любил,

Я до сих пор в печали не забыл,

Но образ твой теперь уже в тумане.

А будут дни - угаснет и печаль,

И засинеет сон воспоминанья,

Где нет уже ни счастья, ни страданья,

А только всепрощающая даль.

И цветы, и шмели, и трава, и колосья ,

И лазурь, и полуденный зной...

Срок настанет - господь сына блудного спросит:

«Был ли счастлив ты в жизни земной?»

И забуду я все - вспомню только вот эти

Полевые пути меж колосьев и трав -

И от сладостных слез не успею ответить,

К милосердным Коленам припав.

Мы рядом шли, но на меня

Уже взглянуть ты не решалась,

И в ветре мартовского дня

Пустая наша речь терялась.

Белели стужей облака

Сквозь сад, где падали капели,

Бледна была твоя щека,

И как цветы глаза синели.

Уже полураскрытых уст

Я избегал касаться взглядом.

Но был еще блаженно пуст

Тот дивный мир, где шли мы рядом

За все тебя, Господь, благодарю ! 1901

Ты, после дня тревоги и печали,

Даруешь мне вечернюю зарю,

Простор полей и кротость синей дали.

Я одинок и ныне - как всегда.

Но вот закат разлил свой пышный пламень,

И тает в нем Вечерняя Звезда,

Дрожа насквозь, как самоцветный камень.

И счастлив я печальною судьбой,

И есть отрада сладкая в сознанье,

Что я один в безмолвном созерцанье,

Что всем я чужд и говорю - с тобой.

Мы сели у печки в прихожей,

Одни, при угасшем огне,

В старинном заброшенном доме,

В степной и глухой стороне.

Жар в печке угрюмо краснеет,

В холодной прихожей темно,

И сумерки, с ночью мешаясь,

Могильно синеют в окно.

Ночь - долгая, хмурая, волчья,

Кругом все леса и снега,

А в доме лишь мы да иконы

Да жуткая близость врага.

Презренного, дикого века

Свидетелем быть мне дано,

И в сердце моем так могильно,

Как мерзлое это окно.

Творческий путь А. Куприна

Художественный мир произведений И. А. Бунина.
Иван Алексеевич Бунин -- прозаик, стоящий отдельно от всех коллективных течений русской литературы, создавший свой уникальный мир в результате кропотливой работы над каждым из своих выразительных, компактных и ярких шедевров. Л. Андреев произнёс о себе слова, которые вполне можно отнести и к Бунину, если не учитывать кратковременного партнёрства с другими литераторами-дебютантами в молодые годы: он как был, так и остался вне партий. Но, в отличие от него, Бунин всегда был в стороне как от публицистики, так и от революционной романтики, присущей большей части творчества Андреева, так как считал второстепенными по сравнению с тем, что его волновало, быстропреходящие социально-политические темы. Так что можно говорить о том, что он не испытал особых идеологических разочарований, переворотов в мышлении за годы своей расколотой на две части жизни. Это, возможно, и оказалось причиной того что Бунин на протяжении своей восьмидесятитрёхлетней жизни, пришедшейся на две мировые войны, в которых участвовали его родина, Россия, и новое пристанище, Франция, и три русских революции сумел сохранить тягу и способность к творчеству. Более того, его творчество удивительно гармонично, как будто бы защищалось некой мистической силой от внешних сиюминутных и разрушительных воздействий, настолько оно поражает своей глубокой самостоятельностью, не привязанностью к каким-либо условиям, диктуемым окружающим миром. Оно сохранило те же темы, которые Бунин избрал до октябрьского переворота и произошедшей от него необходимости эмигрировать на чужбину. (Правда, эту чужбину Бунин прекрасно знал, так как много путешествовал по Азии и Европе, в частности, по Франции.) Темы эти вечные, навеянные и сформировавшиеся вследствие бунинской солидарности с толстовским этическим учением, проповедовавшим, между прочим, социальное равноправие и весьма колко критиковавшим официальный строй и Церковь, при которых столь явно вырисовывались разрыв между богатыми и бедными и прочие несправедливости в обществе, острые углы. При этом Бунин из этого учения впитал не ту его сущность, которая призывала к изменению существующего порядка, к свержению несовершенного строя, а к художественно-творческой борьбе, использующей эстетические методы постижения, установления и распространения прекрасного, даже если это происходит изнутри, а не снаружи, если это можно осуществить только в сердцах и умах людей: не это ли начальная ступень к улучшению текущего политического положения? Безусловно, в молодости Бунин, как практически все писатели-дебютанты его времени, сотрудничал с участниками широких литературных направлений, с символистами К. Бальмонтом и В. Брюсовым, с кружком "Среда", куда входили такие будущие знаменитости, как И. А. Куприн, Н. Д. Телешов, Леонид Андреев, Максим Горький. Однако действительно повлиял на мировоззрение и вгляд на творчество Бунина Л. Н. Толстой. Надо заметить, что в первую очередь бунинские рассказы пестрят не количеством разнообразных образов, а "внешней изобразительностью", как называл предметную детализацию сам писатель. Именно эту сторону художественной прозы молодого таланта рано заметил и оценил А. Чехов, который так отозвался о рассказах начинающего писателя: «Это очень ново, очень свежо и очень хорошо, только слишком компактно, вроде сгущённого бульона».

Итак, попробуем разобраться в тонкостях эстетического мироощущения Бунина, который одну из толстовских идей особенно развил и доказал одним фактом своего филигранного творчества: краеугольную для такого миросозерцания мысль о том, что без творчества индивидуальная личность с чувством прекрасного не может выразить, раскрыть себя и жить полнокровной жизнью. Ищущему истину за помощью и водительством надо обращаться прежде всего к эстетике, силе художественного действа. Разумеется, Бунин, хотя и не был против социальных преобразований, хотя и равнодушно отнёсся к свержению самодержавия, легко, но твёрдо и бесповоротно осудил октябрьскую революцию, ибо мы можем утверждать, имея в виду дух и настрой бунинского дневника, который вёлся им во время событий 17-го года, что столь глубинно противостоящих таким понятиям, как «вынужденное, оправданное пролитая братская кровь и насилие», русских писателей, как Бунин, в его время, наверное, не было. Думается, однако, что всё-таки точнее было бы сказать, что он просто был человек, чьи взгляды располагались на кардинально иной по отношению к революционной плоскости.

Начнём с рассказа «Господин из Сан-Франциско». Этот рассказ и многие другие подтверждают наблюдение, что Бунин на родине мало писал о России, а находясь за её пределами и в эмигрантские годы своего творчества писал как раз о ней. Повествование о смерти главного героя – неудачника-американца, распланировавшего всю жизнь свою, прожитую в механическом труде ради того, чтобы заработать деньги, которые бы позволили ему с семьёй спокойно провести два года в путешествиях и отдыхе, это с первого взгляда – социально-направленное произведение антибуржуазного духа. Бунин описывает плавание через Атлантику на пароходе «Атлантида», который везёт на борту, среди прочих богатых пассажиров, семью из Сан-Франциско. (Должен от себя добавить, что этот город находится в штате Калифорния, на западном, тихоокеанском побережье США, а это означает, что либо автор плохо разбирался в географии, либо он почему-то не описал нам первой части путешествия американца – ведь он морем или сушей должен был добраться сперва до восточного, атлантического побережья, откуда можно было бы начать трансатлантический вояж.) Мы видим, что пока на верхних палубах пассажиры предаются всевозможным чётко распланированным по графику развлечениям(«»), в нижних отсеках, в топке корабля трудятся в поте лица рабочие и матросы, обеспечивающие движение «Атлантиды». На протяжении плавания явно ощущается нагнетение катастрофической атмосферы. Ибо море вокруг волнуется, оно отнюдь не спокойное, а название корабля ассоциируется с историей страны, которая была повергнута в океанские пучины в наказание за непокорность её населения, которое достигло самых высоких ступеней развития на Земле и стало думать, что оно по своей мудрости и могуществу вплотную приблизилось к богам. Это томительное чувство муссируется ещё и тем, что писатель очень много внимания уделяет освещению деталей, того как своё время проводят туристы-мореплаватели. Но корабль не тонет, всё только началось, туристам предстоит совершить целое кругосветное путешествие, побывать во многих странах – как экзотических, азиатских, так и средиземноморских...

Мало того что с самого начала, как только пароход причалил в Италии, ожидания господина из Сан-Франциско оказались расстроены: капризное солнце не выказывало никакого особого желания ослепительно сиять на лазурном небе, как обещали туристические проспекты, – но турист решает в итоге существенно скорректировать свои планы и поехать на остров Капри из Неаполя поскорее, ибо «все уверяли, что совсем не то на Капри – там и теплей, и солнечней, илимоны цветут, и нравы честнее, и вино натуральней»... Автором отмечается, что в день отъезда погода была особенно пасмурная. Путешественники приплывают к острову и останавливаются в отеле. Самостоятельно выйти оттуда господину из Сан-Франциско не суждено. Бунин описывает нам его длительные вечерние приготовления к ужину. Это описание написано в таком духе, что безымянный герой рассказа сам в целом начинает ассоциироваться каким-то драгоценный предметом утвари;такое впечатление оставляет у нас повествование о роскоши, окружающей героя в это время, о дорогих безделушках прежде всего, думаю, благодаря особенному подбору и окраске слов и эпитетов здесь: «...прибрал щётками в серебряной оправе остатки жемчужных волос вокруг смугло-жёлтого черепа, натянул... кремовое шёлковое трико...». (Также упоминается «белоснежная, с выпчятившейся грудью рубашка», «белоснежные манжеты...» Всё это приводит к мысли об искусственности, душевной мертвенности самого «господина».)

Возбуждённо, в предвкушении сытного ужина после утомительного путешествия, господин из Сан-Франциско собирается, «совершает привычное дело туалета» в состоянии, «не оставлявшем времени для чувств и размышлений». Долго у упорно првозившись с шейной запонкой, герой наконец приводит в должное состояние воротник своей рубашки. Спустившись в читальню в ожидании обеда, что должен начаться с минуты на минуту, «господин» садится в кресло, где его вдруг, для него совсем неожиданно, охватывает удушье из-за слишком туго застёгнутой запонки. Господин из Сан-Франциско в судорогах умирает, сползая с кресла, оказавшись жертвой шейной запонки.

Его тело с семьёй на следующий день отвозят обратно в Америку на той же «Атлантиде», на которой он начинал отдых... Когда пароход с «господином» отбывает с острова, погода стоит светлая, яркое солнце прекрасно озаряет дивную природу острова... На обратном пути корабля перед нами предстаёт исполинская картина бушующего океана и... смотрящего ему вслед Дьявола. Между ним и «Атлантидой» проводится прямая параллель, корабль описывается как «стойкий, твёрдый, величавый и страшный» (некая сильно увеличенная копия самого господина из Сан-Франциско), «громадный, созданный гордыней Нового Человека со страым сердцем». В этой части рассказа можно уловить беспокойство и сожаление Бунина по поводу того, что прогресс технический и прогресс нравственный развиваются далеко не параллельно друг другу, а с очень разными скоростями: в то время как технический прогресс достиг высочайших масштабов, трудно определить, сдвинулись ли с прежнего положения собственно типы человеческого характера, а не то, что человеком же сотворено и с успехом эволюционирует.

Написанный магическим бунинским языком ранний рассказ «Антоновские яблоки», в частности, вспоминающий и отдающий должное былой традиции помещичьей охоты, протекавшей в духе изобилия, устраиваемой ещё богатыми помещиками старой, докапиталистической, патриархальной России, на широкую руку, касается проблематики, схожей с чеховской, выраженной в пьесе «Вишнёвый сад»: боль утраты прежнего, неповторимого, ушедшего или уходящего, его ценность и, следовательно, ценность воспоминаний, переживаний прошлого как собственной, так и общечеловеческой истории. (У Бунина важнейшую эстетическую роль играют воспоминания. Без них невозможна полнокровная жизнь, творчество. И «Антоновские яблоки» насквозь пронизаны ностальгией, грустью о прошедшем, об остающемся в иной, предыдущей эпохе: «Кукушка выскакивает из часов и насмешливо-грустно кукует над тобою в пустом доме. И понемногу в сердце начинает закрадываться сладкая и странная тоска...») Такая тоска – это чуть ли не движущая сила бунинского творчества: он ею жил и материальным действием преодолеть её не стремился. Стремился вобрать её в своё искусство и выразить художественным словом, таким образом претворяя тоску в чувство «сладкое и странное», отнюдь не отрицательное, устранения не требующая, ибо это не есть рудимент предшествующей эпохи и память о нём, но это память историческая, дающая человеку, ограниченному несколькими десятилетиями жизни, возможность выйти из таких узких рамок и устремиться в вечному и прекрасному, куда его сильнее всего влечёт... Вот почему И. А. Бунин – писатель, сохранявший дистанцию, кроме пространственной, также и временную от современных ему социальных проблем, так как они приходят и уходят, и лишь немногие поставленные данным периодом времени вопросы обретают надолго существенный и важный характер.

Вторая по важности после темы памяти у Бунина тема любви. Она переплетается с первой во многих его рассказах. Из позднего сборника «Тёмные аллеи» прежде всего необходимо упомянуть первый его рассказ «Тёмные аллеи», где рассказывается о женской любви, которая (правда, вперемешку с другими чувствами, как-то: обидой, досадой, гневом) на протяжении почти сорока лет оставалась, быть может, основным жизненным стимулом той, эмоциями и жизнью которой брезговали в силу простонародного происхождения... Тут любовь причудливо смешалась не со смутной, едва теплящейся, но живой надеждой на грядущее благополучие и воздаяние за испытанные страдания, а с чем-то большим: с сакральной чувством, сильнее которого разве что сама любовь. С верой в значимость жизни, удерживающей желание с невыносимой жизнью покончить.

Несколько рассказов их сборника посвящены теме необъяснимо трагического исхода страстной всепоглощающей любви: это «Руся», «Ворон». В них происходит ужасная для героев развязка, поистине присущая лишь трагическим сюжетам. Однако такое происходит вовсе не из-за рокового вмешательство неких Провиденциальных или божественных сил, а в итоге противодействия счастью героев со стороны различных второстепенных духовно и морально ограниченных героев: в рассказе «Руся» это мать героини, а в «Вороне» -- отец героя. И несмотря на отчаянную и, казалось бы, не ведающую границ, какие способен очертить человек, взаимную любовь, все надежды рушатся в одночасье. В один миг из-за каприза полусумасшедшей матери Руси терпят крах все планы о счастливом будущем, которые строили влюблённые; и героиня, клявшаяся в верности и любви, оказывается вынуждена добровольно избрать отказ от своих чувств в пользу сохранения своего материального положения в жизни, ради благосклонности стариков-родителей. Таким же ощущением пронзительной боли и муками пропитан рассказ «Лёгкое дыхание», где, в сущности, любви никакой нету, во всяком случае, любви к какому-то конкретному человеку, а присутствует только любовь и жажда жизни. Здесь героиня и вовсе погибает.

«Чистый понедельник» повествует о долгой и неординарной любви, где влюблённый герой является частью более широкой жизни его возлюбленной (ведь у Бунина, как правило, происходит наоборот: любовь к героине бывает лишь одним памятным случаем из жизни героя). А здесь всё зависит от героини, и именно она добровольно решает отказаться от любви, чтобы уйти в монастырь.

Шедевр этого гения русской литературы двадцатого века – рассказ «Сны Чанга». Рассказ композиционно напоминает «Лёгкое дыхание»: в нём чередуется прошлое и настоящее, действие переносится то в прошлое, то обратно. Здесь можно встретить особенно большое количество оксюморонов, в частности, и в прямой речи. Это повесть о преданном служении собаки из Китая по кличке Чанг своему хозяину – капитану судна, совершающего длинные путешествия из одного конца света в другой, о думах и мировосприятии двух по-разному ощущающих мироздание умов. Капитан более всего на свете любил в свою молодую жену, которую сам же и убил в тот критический момент, когда не мог больше выдержать тяжести того факта, что самое любимое, ценное для него на земле сокровище ему не принадлежит. Он смотрит с тех пор на мир однозначно: в мире существует два важнейших начала: одно тёмное, другое – светлое, и тёмное обладает абсолютным превосходством над светлым, оно сильнее влияет и давлеет над человечеством. Но с этой мрачной, хотя и реалистичной точкой зрения не соглашается Чанг, безумно любящий своего хозяина и жалеющий его. Он впит и во снах своих видит картины своей былой жизни, картины об их с капитаном полной надежд активной деятельности... Действительность же Чангу малоинтересна. И вправду: разве интересно шляться по улицам города-порта Одессы, заходя в разные рестораны, встречаясь с какими-то старыми приятелями и знакомыми капитана, слушать его вечные пессимистические пророчества? Чанг предпочитает дремать в это время, даже на ходу он научился частично оставаться в царстве грёз. Такова их жизнь: бесконечное чередование сна, напоминающего о тех временах, когда без памяти влюблённый капитан рассуждал: «Когда кого любишь, никакими силами никто не заставит тебя верить, что может не любить тебя тот, кого ты любишь. ... А как великолепна жизнь, Боже мой, как великолепна!» и яви, дрёмы и действительности, светлой прекрасной мечты и серой грустной реальности пьянства и безделья. Однако Чангу кажется, что он знает больше капитана: он думает, что всё на самом деле не заканчивается постоянной сменой света и тени с преобладанием тьмы. Ибо должна где-то быть и третья сила, существенно более мощная, нежели эти две, находящиеся во взаимном антагонизме. Третья, коей подконтрольно и хорошее и плохое, и любовь и ненависть, и добро и зло. Именно она выше всего в этом мире, она определяет течение его истории. Мне эти две противоположные модели мироздания напоминают соответственно маздеизм (дуализм) и христианство: первое – это пик развития языческих древних верований, а второе – монотеизма. Христианство выросло на дуализме, который взяло под свою основу, вырастив на нём в качестве дополнительных частей именно это самое понятие о третьей силе, что выше остальных, по критериям которой мы и называем одну из двух основных – добром, а другую – злом. Но ведь добро было бы фикцией, если бы оно имело смысл лишь благодаря тому, что мы такое ему выбрали наименование. А следовательно, оно действительно отличается от зла, причём просто определить, чем. Сила, установившая критерии, некий стандарт для раздельного, истинного понимания таких вещей, как свет и тьма, значит, есть сторонник и, более того, источник добра... А если она выше добра и зла, при этом находясь на стороне добра, им выражаясь, то получается, что зло вторично по отношению к добру, его гнилой плод, всё же когда-то вырасший на здоровом древе... Впрочем, мы достаточно углубились в проблематику книги Клайва Льюиса «Просто христианство». Кстати, связь Бунина с христианством очевидна, ведь с юности на него оказывало сильное влияние духовное наследие Л. Н. Толстого, его теории об искусстве, о том, что вера должна быть независима и самостоятельно в отношении культуры человечества, которая, как известно, имеет тенденцию закреплять все свои достижения за каким-нибудь официально выдвинутым институтом, что феномен религии, как и понятие религиозности, должен сохранять свой первоначальный облик, чистый от приверженности какому-то искусственному хранителю, ограничивающему этот феномен некими рамками с какой-либо цель. Итак, вернёмся к бунинскому рассказу.

Капитан умирает, что повергает Чанга в шок, тяжкое горе. Но он, как ни странно, вскоре приходит к выводу, что ничего плохого не произошло: скоро вот и он, наверное, отправится обратно к своему хозяину, капитану, покинет землю, этот мир, и они вновь окажутся вместе. Таков настрой заключительных предложений этого великого рассказа, где Бунин, скажем к слову, возводит память в ранг священного: «Если Чанг любит и чувствует капитана, видит его взором памяти, того Божественного, чего никто не понимает, значит, ещё с ним капитан; в том бесконечном и безначальном мире, что не доступен Смерти. В мире этом должна быть только одна правда, -- третья, -- а какая она – про то знает тот последний Хозяин, к которому уже скоро должен отправиться и Чанг».

Творческий путь выдающегося русского проза-ика и поэта конца XIX— первой половины XX века, признанного классика отечественной литературы и ее первого Нобелевского лауреата И. А. Бунина (1870—1953) отличается большой сложностью, разобраться в котором — задача непростая, ибо в судьбе и книгах писателя резко индивидуально преломились судьбы России и ее народа, нашли отражение острейшие конфликты и противоречия времени.

Иван Алексеевич Бунин родился 22 октября 1870 года, в обедневшей дворянской семье. Дет-ство его прошло на хуторе Бутырки Елецкого уез-да Орловской губернии. Общение с крестьянами, со своим первым воспитателем, домашним учите-лем Н. Ромашковым, привившим мальчику лю-бовь к изящной словесности, живописи и музыке, жизнь среди природы дали будущему писателю неисчерпаемый материал для творчества, опре-делили тематику многих его произведений.

Особое место в жизни юного Бунина занимает глубокое чувство к Варваре Пащенко, дочери елецкого врача, с которой он познакомился летом 1889 года. Историю своей любви к этой женщи-не, сложную и мучительную, закончившуюся пол-ным разрывом в 1894 году, писатель расскажет в повести «Лика», составившей заключительную часть его автобиографического романа «Жизнь Арсеньева».

Литературную деятельность Бунин начал как поэт. В стихотворениях, написанных в отрочес-кие годы, он подражал Пушкину, Лермонтову, а также кумиру тогдашней молодежи поэту Надсону. В 1891 году в Орле вышла его первая книга стихов, в 1895 году — первый сборник рассказов «На край света», а в 1901 году — снова стихо-творный сборник «Листопад». Преобладающие мотивы поэзии Бунина 90-х годов — богатый мир родной природы и человеческих чувств. В пей-зажных стихотворениях выражена жизненная философия автора. Мотив бренности человечес-кого существования, звучащий в ряде стихотво-рений, уравновешивается противоположным ему мотивом — утверждением вечности и нетленнос-ти природы. В стихотворении «Лесная дорога» поэт восклицает:

Пройдет моя весна, и этот день пройдет, Но весело бродить и знать, что все проходит, Меж тем как счастье жить вовеки не умрет.

Столь же четки, прозрачны и конкретны бунинские стихи о любви. Любовная лирика Бунина в количественном отношении невелика. Но она отличается особой чувственностью, яркими об-разами лирических героев и героинь, далеких от прекраснодушия и излишней восторженности, избегающих красивости, фразы, позы. Таковы стихотворения «Я к ней вошел в полночный час», «Песня» («Я — простая девка на баштане»), «Мы встретились случайно на углу», «Одиночество» и некоторые другие.

Тем не менее в лирике Бунина, несмотря на внешнюю сдержанность, отражены многообра-зие и полнота человеческих чувств, всевозмож-ные гаммы настроений. Тут и горечь разлуки и неразделенной любви, и переживания страда-ющего, одинокого человека.

Диапазон лирических стихотворений Бунина очень широк. Он обращается к русской истории («Святогор», «Михаил», «Архистратиг средневе-ковый»), воссоздает природу и быт других стран, главным Образом востока («Ормузд», «Эсхил», «Иерихон», «Бегство в Египет», «Цейлон», «У берегов Малой Азии»). Эта лирика философич-на в своей основе. Вглядываясь в человеческое прошлое, Бунин стремится отразить вечные за-коны бытия.

Бунин не оставлял своих поэтических опытов всю жизнь, но широкому кругу читателей он из-вестен прежде всего как прозаик, хотя поэтичес-кая «жилка» свойственна и его прозаическим произведениям, где много лиризма, эмоцио-нальности.

Бунин воспринимал мир в неразложимом един-стве контрастов, в диалектической сложности и противоречивости. Жизнь есть и счастье, и тра-гедия. Высшим проявлением этой жизни является для Бунина любовь. Но любовь у Бунина — страсть, и в этой страсти, как в вершинном проявлении жизненных сил, сгорает человек. В муке, утверж-дает писатель, есть блаженство, а счастье столь пронзительно, что сродни страданию. Поэтому любовь, как самая высокая жизненная ценность, по своей природе тоже катастрофична.

Показательна в этом плане бунинская новелла «Легкое дыхание». Это исполненное высокого ли-ризма повествование о том, как расцветающая жизнь юной героини — гимназистки Оли Мещер-ской — была неожиданно прервана жуткой и на первый взгляд необъяснимой катастрофой. Но в этой неожиданности — смерти героини — была своя роковая закономерность. Чтобы обнажить и выявить философскую основу трагедии, пони-мание любви как величайшего счастья и одновре-менно величайшей трагедии, Бунин своеобразно выстраивает свое произведение.

Начало рассказа несет в себе известие о тра-гической развязке сюжета: это описание креста на кладбище над свежей глиняной насыпью, из дуба, крепкого, тяжелого, гладкого, с вделан-ным выпуклым фарфоровым медальоном с фо-тографическим портретом гимназистки с радо-стными, поразительно живыми глазами. Затем начинается плавное ретроспективное повество-вание, полное ликующей радости жизни, которое автор замедляет, сдерживает эпическими по-дробностями: девочкой Оля Мещерская «ничем не выделялась в толпе коричневых гимназичес-ких платьиц... Затем она стала расцветать... не по дням а по часам... Никто не танцевал так на балах, как Оля Мещерская, никто не бегал так на коньках, как она, ни за кем на балах не ухаживали столько, сколько за ней... Последнюю свою зиму Оля Мещерская совсем сошла с ума от веселья, как говорили в гимназии». И вот однажды, на большой перемене, когда она вихрем носилась по школьному залу от восторженно гонявшихся за ней первоклассниц, ее неожиданно позвали к начальнице гимназии. Начальница выговарива-ет ей за то, что у нее не гимназическая, а женская прическа, что она носит дорогие туфли и гребни. Начальница раздраженно и резко разговаривает с Олей. И тут начинается резкий фабульный пе-релом. В ответ Оля Мещерская произносит зна-менательные слова признания, называя и своего соблазнителя, брата начальницы Алексея Михай-ловича Малютина.

В этот момент высшего читательского интереса сюжетная линия резко обрывается. И не заполняя ничем паузу, автор сражает нас новой ошеломля-ющей неожиданностью, внешне никак не связан-ной с первой, — словами о том, что Олю застре-лил казачий офицер. Все то, что привело к убийст-ву, что должно, казалось бы, составлять сюжет рассказа, излагается в одном абзаце, без подроб-ностей и без всякой эмоциональной окраски — языком судебного протокола: «...Офицер заявил судебному следователю, что Мещерская завлекла его, была с ним близка, поклялась быть его женой, а на вокзале, в день убийства, провожая его в Новочеркасск, вдруг сказала ему, что она и не думала никогда любить его...» Автор не дает ника-кой психологической мотивировки этой истории. Больше того, в тот момент, когда внимание чита-теля устремляется по этому главному сюжетному руслу (связь Оли с офицером и ее убийство), ав-тор обрывает его и лишает ожидаемого ретро-спективного изложения.

Так судорожно, с резкими поворотами излага-ется фабула, в которой многое остается не про-ясненным. С какой целью Бунин намеренно не соблюдает временную последовательность со-бытий и, главное, нарушает между ними причин-но следственную связь? Чтобы подчеркнуть глав-ную философскую мысль: Оля Мещерская погиб-ла не потому, что жизнь столкнула ее сначала со старым ловеласом, а потом с грубым офицером. Потому и не дано сюжетного развития этих двух любовных встреч, что причины могли получить очень уж конкретное, житейское объяснение и увести читателя от главной причины.

Трагичность судьбы Оли Мещерской в ней самой, в ее очаровании, в ее органической слитности с жизнью, в полной подчиненности ее стихийным порывам — благостными катастрофическим одно-временно. Оля была устремлена к жизни с такой не-истовой страстностью, что любое столкновение с нею должно было привести к катастрофе. Перенапряженное ожидание предельной полноты жизни, любви как вихря, как самоотдачи, как «легкого дыха-ния» привело к катастрофе. Оля сгорела, как ночная бабочка, неистово устремившаяся к испепеляюще-му огню любви. Не каждому дано такое чувство. Лишь тем, у кого есть легкое дыхание — неистовое ожидание жизни, счастья. « Теперь это легкое дыхание, — заключает свое повествование Бунин, — снова рассеялось в мире, в этом облачном небе, в этом холодном весеннем ветре».

В начале XX века в ряде произведений русской литературы обозначилась другая крайность: не-целомудренное изображение любовных отноше-ний, смакование натуралистических подробнос-тей. Своеобразие Бунина в том, что духовное и физическое у него слиты в неразрывном единст-ве. Плотская любовь в сборнике «Темные аллеи» одухотворена большим человеческим чувством. Герои «Темных аллей» без боязни и оглядки бро-саются в ураган страсти. В этот краткий миг им дано постичь жизнь во всей ее полноте, после че-го иные сгорают без остатка («Галя Ганская», «Пароход «Саратов», «Генрих»), другие влачат обыденное существование, вспоминая как самое дорогое в жизни, посетившую их однажды боль-шую любовь («Руся», «Холодная осень»). Любовь в понимании Бунина требует от человека макси-мального напряжения духовных и физических сил. Потому она не может быть длительной: не-редко в этой любви, как уже сказано, один из ге-роев погибает.

Вот рассказ «Генрих». Писатель Глебов встре-тил замечательную по уму и красоте, тонкую и обаятельную женщину — переводчицу Генрих, но вскоре, после того как они испытали величай-шее счастье взаимной любви, она была неожи-данно и нелепо убита из ревности другим писа-телем — австрийцем. Герой другого рассказа — «Натали» — полюбил очаровательную девушку, и когда она, после целого ряда перипетий, стала его фактической женой, и он, казалось бы, до-стиг желанного счастья, ее настигла внезапная смерть от родов. В рассказе «В Париже» двое одиноких русских — женщина, работавшая в рес-торане, и бывший полковник, — встретившись случайно, нашли друг в друге счастье, но вскоре после их сближения полковник внезапно умирает в вагоне метро. И все же, несмотря на трагичес-кий исход, любовь воспринимается автором как величайшее счастье жизни, несравнимое ни с ка-кими другими земными радостями. Эпиграфом к таким произведениям можно взять слова Ната-ли из одноименного рассказа: «Разве бывает не-счастная любовь, разве самая скорбная музыка не дает счастья?».

В рассказе «Холодная осень» женщина, повест-вующая о своей жизни, потеряла в начале первой мировой войны горячо любимого человека. Вспо-миная много лет спустя последнюю встречу с ним, она приходит к выводу: «И это все, что было в мо-ей жизни, — остальное ненужный сон».

С наибольшим мастерством Бунин изображает первую любовь, зарождение любовной страсти. Особенно это касается юных героинь. В сходных ситуациях он раскрывает совершенно различные, неповторимые женские характеры. Таковы Муза, Руся, Натали, Гапя Ганская, Таня и другие героини из одноименных рассказов. Тридцать восемь но-велл сборника представляют великолепное раз-нообразие незабываемых женских образов. Ря-дом с этим соцветием мужские характеры менее разработаны, подчас лишь намечены и, как прави-ло, статичны. Они характеризуются, скорее, кос-венно, отраженно, в связи с физическим и психи-ческим обликом женщины, которую они любят. Даже тогда, когда в рассказе действует только «он», например, влюбленный офицер из рассказа «Пароход "Саратов"», застреливший вздорную красивую бабенку, все равно в памяти читателя остается «она» — «длинная, волнистая» и ее «го-лое колено в разрезе капота».

Внешняя событийная канва рассказа «Чистый понедельник» не отличается большой сложностью и вполне вписывается в тематику цикла «Темные аллеи». Действие происходит в 1913 году. Моло-дые люди, он и она (Бунин нигде не называет имен), познакомились однажды на лекции в лите-ратурно-художественном кружке и полюбили друг друга. Он распахнут в своем чувстве, она сдержи-вает влечение к нему. Их близость все-таки про-исходит, но, проведя всего лишь одну ночь вмес-те, влюбленные навсегда расстаются, ибо герои-ня в Чистый понедельник, то есть в первый день пред пасхального поста 1913 года, принимает окончательное решение уйти в монастырь, рас-ставшись со своим прошлым.

Одно из самых замечательных произведений Бу-нина 20-х годов XX века — повесть «Митина лю-бовь» переносит нас не только в предреволюцион-ную, но и в предвоенную Россию. Снова обращаясь к теме любви, писатель создает произведение, пронизанное глубоким трагизмом. Студент Митя, учащийся в Москве, со всей силой первого чувства полюбил Катю, студийку одной из столичных теат-ральных школ, горячо увлеченную своим искусст-вом. На лето Митя уезжает в имение матери и ждет писем от Кати, без которой не может жить и кото-рую ревнует к директору театральной школы. Му-чимый ревностью и подозрениями, тоскующий Ми-тя сходится при активном содействии старосты с крестьянкой Аленкой и в конце повести, потря-сенный тем разочарованием, которое ему принес-ло первое сближение с женщиной, а главное, пись-мом Кати, подтверждающим ее измену, стреляет-ся. «Митина любовь» — это новый этап творчества писателя, знаменующий глубокое и тонкое проник-новение в мир интимных, преимущественно лю-бовных переживаний героев.

В образе героинь бунинской прозы, в их духов-ных исканиях сосредоточены поиски ответа са-мого Бунина на вопрос о путях духовного спасе-ния и развития человека. Бунин показывает нам всю правду, как все и происходит, а не придумы-вает некие романтические истории с благопо-лучным концом.

Тема: И.А. Бунин – русский классик рубежа двух столетий.

Иван Алексеевич Бунин (1870-1953) покинул Россию в конце января 1920 г., когда находился в зените славы. Его творческая деятельность началась во второй половине 1880-х годов. «Стихотворения 1887-1891 г.г.», вышедшие как приложение к газете «Орловский вестник», в которой работал писатель. В 1896 г. там же опубликован бунинский перевод поэмы Г. Лонгфелло «Песнь о Гайавате». В середине 1890-х годов Бунин вошёл в столичную литературную среду, выступив как продолжатель традиций реалистической классики. На рубеже веков появляются его новые стихотворные сборники (в том числе «Листопад» – 1901) и первая книга прозы. В 1903 г. за перевод поэмы Г. Лонгфелло и стихи «Листопад» Российская Академия Наук присуждает писателю Пушкинскую премию. В 1909 г. он удостоен второй Пушкинской премии и избран почётным академиком РАН. Так было оценено его «Собрание сочинений: В 5 т» («Знание», 1902-1909).

В 1910-е годы выходят как отдельные издания новых повестей и рассказов Бунина, так и «полное собрание сочинений: В 6 т.».

Литературная деятельность Бунина начинается в конце 1880-х годов, молодой писатель в таких рассказах, как “Кастрюк”, “На чужой стороне”, “На хуторе” и других, рисует безысходную нищету крестьянства. В рассказе “На край света” автор рассказывает о переселении безземельных украинских крестьян в далекий Уссурийский край, описывает трагические переживания переселенцев в момент разлуки с родными местами, слезы детей и думы стариков.

Произведения 90-х годов отличаются демократизмом, знанием народной жизни. Происходит знакомство с Чеховым, Горьким. В эти годы Бунин пытается сочетать реалистические традиции с новыми приемами и принципами композиции, близкими к импрессионизму (размытая фабула, создание музыкального, ритмического рисунка

В 1909 г. Бунин писал Горькому из Италии: “Вернулся к тому, к чему вы советовали вернуться, – к повести о деревне” (повесть “Деревня”). Деревенская жизнь дана через восприятия братьев Тихона и Кузьмы Красовых. Кузьма хочет учиться, затем пишет о жизни, о лености русского народа. Тихон – крупный кулак, который беспощадно расправляется с крестьянским волнением. У автора заметно сочетание безотрадной картины жизни деревни с неверием в творческие силы народа. Но он правдиво показывает в “Деревне” косность, грубость, отрицательные, тяжелые стороны деревенского быта, которые были результатом векового угнетения. В этом сила повести. “Деревня” – одно из лучших произведений русской прозы начала XX века.

Резкое неприятие революции 1917 г. заставила Бунина уехать на юг России, а затем покинуть родину. Его путь во Францию занял больше двух недель: он пролегал из Одессы через Константинополь, Софию, Белград. С тех пор писатель постоянно жил сначала в Париже, затем в Грассе.

Эмигрантский период в творчестве Бунина начинается с публицистики. Его материалы появляются не только в парижских («Общее дело», «последние новости»), но и в берлинских газетах («руль»). В Берлине вышел и первый зарубежный сборник рассказов («Роза Иерихона», 1924), включающий только дореволюционные произведения. Период творческого молчания у Бунина, когда «переполнявшая его ненависть», казалось» вытеснила всё остальное» (Г.П. Струве), закончился в 1924 г., сменившись художественным подъёмом.

Рассказы и повести Бунина 1920-х годов составили сборники «Митина любовь» (Париж, 1925), «Солнечный удар» (Париж, 1927), «Грамматика любви» (Белград, 1929).

На основе дневника 1918-1919 г.г. Буниным был создан «страшный роман» о революционных событиях «Окаянные дни» (опубликован в 1925 г., отдельное издание – Берлин, 1935). В произведении сохраняются внешние признаки дневниковой формы: записи по числам, бытовые подробности, упоминание реальных лиц и событий). «Окаянные дни» состоят из двух частей. Первая (Москва, 1918 г.) – это рассказ о послереволюционной столице. Записи начинаются с 1 января 1918 г., когда «кругом нечто поразительное»: пережито «проклятое», «ужасное» время, значение которого ещё не поняли «все» (« все почему-то необыкновенно веселы»). Только старуха, опирающаяся «на костыль дрожащими руками», плачет из-за того, что «Пропала Россия». Параллель с образами из поэмы А.А. Блока «Двенадцать» 1918; выявляет своеобразие позиции рассказчика «Окаянных дней». Он так же, как и автор в поэме, нейтральные повествователь, стремящийся к объективности.

Упоминание литературы 19 века проявляет реминисцентную основу. Интенсивность нарастания голосов прошлого нарастает во второй части («Одесса, 1919 г.»). снова упоминается Пушкин, Грибоедов, Л.Н. Толстой, кроме них В.Н. Татищев, К.Н. Батюшков, А.И. Герцен, Ф.М. Достоевский, А.П. Чехов. Перекличка с ними позволяет автору противостоять духу «Каиновой злобы», царящему вокруг (12 апреля). Среди литературных аллюзий главной является сходство произведения Бунина с романом в стихах «Евгений Онегин». Так же, как у Пушкина, В «Окаянных днях» художественная цель – это создание «картины верной» времени. Ей подчинены и эпическое повествование, и «пристрастность» лирических монологов. Во второй части среди «лиц» автора, наряду с нейтральным рассказчиком и писателем, обрисованным на основе автобиографических черт, на первый план выходит лирический герой. Эпический фон сливается с воспоминаниями, снами, размышлениями автора. Переводу повествования в субъективный план способствуют такие приёмы прозы, как фрагментарность, расширение художественного пространства благодаря ассоциативным связям. Память автора, охватывающая видимую, мыслимую и воображаемую реальность, придаёт раздробленной картине современности исторический смысл.

Основная композиционная аналогия сближает «Окаянные дни» с «Божественной комедией» Данте: движение жизни по смыслу оказывается «схождением в ад». В революции человек теряет разум, лицо, в нём «просыпается обезьяна» (12 апреля). Пробуждение животной сущности позволяет существовать, как будто «всё нипочём», не замечая «рек крови, моря слёз» (16 апреля). Если в начале первой части автору сквозь облака видно, как «небо синеет ярко» (7 февраля), «слепит» солнце (20 февраля), блестят золотые купола церквей (сквозной мотив), то в записях, заканчивающих её, Москва затянута чёрным дымом «мирового пожара» (13 марта), В ней «холод… ужасный» (15 марта), «сыро, пасмурно» (22 марта), просветы в облаках, звёзды, огни в окнах, белый цвет вывесок только оттеняют, «углубляют черноту» (23 марта).

Во второй части отсчитываются недели «со дня погибели» (12 апреля). Наступившая весна «какая-то окаянная» («Да и на что всё теперь? – 12 апреля). Мир погружён в темноту («Сейчас все дома темны, в темноте весь город, кроме тех мест, где эти разбойничьи притоны, – там пылают люстры…» – 19 апреля), и вина за это лежит на тех, кто отнял свет в переносном и прямом смысле («новый декрет – не сметь зажигать электричества, хотя оно и есть» – 17 апреля).

В “Тёмных аллеях” И.А. Бунин пишет о любви – чувстве, которое оставляет глубокий след в человеческой душе. Сам автор считал произведения сборника, написанные в 1937-1944 гг., своим высшим достижением. Цикл рассказов "Темные аллеи" критика определила как "энциклопедию любви" или, еще точнее, - энциклопедию любовных драм. Любовь здесь изображается как самое прекрасное, самое высокое чувство. В каждом из рассказов ("Темные аллеи", "Руся", "Антигона", "Таня", "В Париже", "Галя Ганская", "Натали").

Рассказ «Тёмные аллеи», написанный в 1938 году, открывает книгу, задавая общий эмоциональный настрой, тематику и проблематику всему циклу.

В этой новелле (именно так определяется жанр) действие разворачивается очень быстро, стремясь к развязке, сюжет сжат, в нём нет побочных линий. Несмотря на эти особенности жанра, автору удалось полно раскрыть тему трагической любви людей различных сословий.

Композиционно рассказ состоит из экспозиции и двух частей (в первой части происходит встреча героев, во второй – их прощание). Пейзаж холодной осени, нарисованный автором в экспозиции, настраивает читателя на трагический исход истории любви, о которой пойдёт речь в следующей части. На фоне этого “холодного” пейзажа мы видим старика с “белыми усами”, “седыми волосами”, попавшего в тёплую горницу хозяйки постоялого двора. Подробно (деталь у Бунина имеет особое значение) автор показывает обстановку в ней: “В горнице было тепло, сухо и опрятно: новый золотистый образ в левом углу, под ним покрытый чистой суровой скатертью стол, за столом чисто вымытые лавки...” “Как чисто, приятно у тебя”, – сразу замечает Николай Алексеевич. Так – через деталь – автор показывает трудолюбие, чистоплотность и хозяйственность бывшей крепостной крестьянки.

Писатель также обращает внимание читателя на силу характера Надежды. “Бессердечно” брошенная любимым, она, по-видимому, пережила немало трудностей, но не рассказывает о них, не желая ни сочувствия, ни жалости. Более того, она не только устроила свой быт, но и “всё, говорят, богатеет”. Даже мужики с уважением отзываются о ней: “Баба – ума палата”.

Всё восхищает Бунина в героине (это чувствуем мы в подтексте), он любуется ею: “Темноволосая... красивая не по возрасту женщина, похожая на пожилую цыганку, с тёмным пушком на верхней губе и вдоль щёк, лёгкая на ходу...”.

Надежде удалось сохранить не только былую красоту, но и остаться верной своему чувству. “Всё проходит, да не всё забывается”, – утверждает она в ответ на слова офицера, который уже успел о многом позабыть: “Всё проходит, мой друг... Любовь, молодость – всё, всё. История пошлая, обыкновенная. С годами всё проходит... Как о воде протекшей будешь вспоминать”. Иная Надежда. Вода эта превращается для неё в вечно бьющий ручей любви, которую она пронесла через всю свою жизнь. “Молодость у всякого проходит, а любовь – другое дело”, – говорит героиня.

Их любовь родилась в тени аллей, и сам Николай Алексеевич скажет в конце рассказа: “Да, конечно, лучшие минуты. И не лучшие, а истинно волшебные!” Но... у Бунина любовь не бывает долгой. Она, как “лёгкое дыханье”, посещает героев и исчезает в тот же миг, являясь лишь в “минуты роковые”. Хрупкая и непрочная, она обречена на гибель: Николай Алексеевич бросает Надежду, и сейчас, встретившись много лет спустя, они вынуждены вновь расстаться. Короткая, ослепительная вспышка чувства, до дна озарившая их души, приводит героев к страданиям. Мучается не только Надежда, но и Николай. Автор обращает внимание на его душевное состояние: “краснея сквозь седину, стал говорить”, “покраснел до слёз”, “болезненно усмехнулся”.

В заключительной части, когда герои прощаются, Николай Алексеевич понимает, какие же минуты его жизни были главными. Бунин не случайно вводит здесь образ солнца “низкого”, “бледного”, символизирующего потухшие, угасшие чувства офицера, скудно озаряющие “пустые поля” его жизни, в которой так и не нашлось места счастью: жена “изменила”, “бросила”; сын “вышел негодяй, мот, наглец, без сердца, без чести, без совести”. Любовь обернулась трагедией, но иначе у Бунина быть не могло, потому что для него это прекрасное чувство не может существовать в браке, семье. Бунинские герои обречены на страдание, ибо “лёгкое дыханье”, разлившееся в воздухе, всегда сменяется тёплым выдохом разлуки.

Написанный в эмиграции, рассказ и не мог иметь счастливого конца. Читая его, ощущаешь катастрофичность бытия, которую чувствовал писатель, живший вдали от любимой России. Всё же произведение не оставляет тягостного впечатления, так как Надежда и Николай любят друг друга, а, по Бунину, “всякая любовь – великое счастье...” Одного её короткого мига достаточно, чтоб осветить всю жизнь героев.

В любви, как и в жизни, всегда противоборствуют светлые и тёмные начала. Наряду с озаряющим жизнь чувством, у каждой влюблённой пары есть свои тёмные аллеи.