Игорь губерман биография личная. Губерман игорь миронович. Книги, изданные в Израиле

29.01.2024 Бизнес

Губерман Игорь родился в городе Харькове 07.07.1936 года. Прожил он там всего восемь дней от рождения. И, как говорит сам поэт, «поехал покорять Москву». Мама Игоря окончила консерваторию, отец - экономист. В школе сразу приняли во второй класс, так как уже читал и писал. В 1958 году Игорь окончил МИИТ, и ему вручили диплом инженера-электрика.

Трудовая и литературная деятельность

По специальности работал в течение нескольких лет. Первый трудовой опыт получил в Башкирии, где работал в качестве машиниста электровоза в течение года. Параллельно трудился над научно-популярными книгами. Как-то удавалось сочетать в то время работу с литературной деятельностью, вспоминает Игорь Губерман. Книги:

«Третий триумвират» - о методах и средствах кибернетики в биологии (1965).
«Чудеса и трагедии черного ящика» - об исследовании и возможностях мозга (1968).
«Освобожденное время» - о руководителе организации «Народная воля» (1975).
«Бехтерев. Страницы жизни» - о русском психологе и неврологе В. Бехтереве (1976).

Губерман Игорь Миронович написал сценарии к нескольким документальным фильмам, регулярно публиковал очерки и статьи в периодических изданиях. В пятидесятых годах знакомится с А. Гинзбургом и другими свободомыслящими людьми. Многим из них он очень благодарен, говорит Игорь Губерман, биография могла бы быть совершенно иной. Все больше проявляет себя как поэт-диссидент, пишет сатирические стихи о проблемах страны советов.

Арест и ссылка

Активно участвует в издании подпольного журнала «Евреи в СССР» и публикует там свои произведения. Драматическим моментом его жизни стал арест, по сфабрикованному обвинению. Губерман говорит, что это было предопределено, так как в течение года за ним неотступно следовала черная машина.

Отказался дать показания против редактора и его осудили на 5 лет. Отсидел срок он полностью - с 1979 года по 1984. Это «своеобразное времяпрепровождение» добавило ему жизненного опыта, вспоминает Игорь Губерман. "Биография не сложится" и жизнь может подкинуть любой сюрприз. Самое главное, сохранять бодрость духа и быть честным перед собой. В лагере всегда вел дневники, в 1980 году написал «Прогулки вокруг барака», в основу книги легли дневниковые записи (опубликована в 1988 году).

Эмиграция в Израиль

Вернувшись из заключения, долгое время не мог получить прописку в городе и устроиться работать. Спустя год, когда к власти пришел Горбачев, появилась какая-то надежда, что в стране начались изменения. К сожалению, надежды не оправдались. Семья эмигрировала в Израиль. Собственно, решение уехать было принято давно, но помешал отъезду арест Губермана. Поэтому процесс переезда затянулся на долгие годы.

Переехал в Израиль в 1987 году, как рядовой репатриант. Никакого «особого» интереса к себе, как к известной личности, не заметил. Но, оказалось, что в Израиле у него много читателей. Поэтому творческие встречи с читателями и концерты начались очень быстро.

Всегда разными способами зарабатывал на пропитание, вспоминает Игорь Губерман, биография трудовой деятельности широкая - был и инженером, и прорабом, и слесарем. Когда приехал в Израиль, то был готов ко всему и не ожидал, что сможет прокормить свою семью литературным трудом.

Творчество Губермана

Губерман Игорь Миронович активно занимается литературной деятельностью. А также пишет свои знаменитые четверостишия. Они отличаются юмором и лаконичностью. Частенько в четверостишиях употребляется ненормативная лексика. Он считает ее естественной частью свободного и великого языка.

И это нормально, считает Игорь Губерман, биография многих известных личностей да и лучшие произведения русской литературы не один раз подтверждали, что это вполне естественно. Вот сейчас свободная лексика вернулась в современный литературный язык.

Легендарные "гарики"

Свои четверостишия называет «гариками». Когда-то он называл их «дацзыбао» (пропагандистские листовки во время революции в Китае). В семидесятые годы, когда вышли две его книги, перед арестом Губермана, их все называли «еврейские дацзыбао». Но Губерман говорит, что это глупо и неправильно. Решил, что лучше всего называть их «гариками», так как его дома называли не Игорем, а Гариком.

Он не видит в этом ничего странного или предосудительного. Считает, что это очень органично, так как сейчас многие называют четверостишия своим именем и появилось великое множество «мишиков», «ириков», «мариков». В своих «гариках» Губерман частенько высмеивает российскую действительность. Четверостиший уже более четырех тысяч, несколько изданий пережил сборник «Гарики на каждый день». Игорь Губерман опубликовал и другие сборники стихов:

Игорь Губерман — автор романа «Штрихи к портрету» (1994). Выступает с чтением стихов, рассказов и воспоминаний в США, России, и других странах. Ведущий ряда программ на русском языке на израильском телевидении. Произведения Губермана переведены на английский, итальянский, немецкий и другие языки.

Супруга Губермана Татьяна по образованию филолог. Ко всему, что пишет ее супруг, относится спокойно. Она прекрасно понимает, что образ героя в стихах и автор - это разные вещи. В его семье даже самые «колючие» стихи все воспринимают нормально. Игорь Миронович говорит, что его стихи пытались перевести на другие языки, но из этого ничего не выходит. «Видимо, реалии нашей жизни выразить другим языком довольно трудно», - шутит Губерман.

Игорь Губерман на моей памяти во второй раз приезжает в Америку. На его концерт в прошлый раз я не пошел из скепсиса, перевесившего необходимость куда-то ехать, суетиться: ну, подумаешь, какие-то гарики, видали мы и Евтушенко с Вознесенским, и ныне покойного Александра Иванова, и Иртеньева вкупе с Вишневским.

На сей раз одно из выступлений поэта должно было проходить в зале, находящемся в 15 минутах езды от моего дома. Не пойти - грех; это о тебе персонально, стало быть, говаривал Александр Сергеич: "Мы ленивы и нелюбопытны...".

Он вышел на сцену спортивной походкой, моложавый, несмотря на свои шестьдесят, подтянутый. Одет очень просто - процитирую одну из присланных Губерману записок: "Почему вы так вызывающе скромно одеты?".

Аудитория замерла, едва он начал говорить: негромко, без пафоса, но тепло и очень доверительно. Спросил, кто уже бывал на его концертах, - поднялся с десяток рук, он, видимо, успокоился. Потом меня не оставляло ощущение некоторой накатанности программы, проверенности шуток и реприз. Но какая в том беда! Об этом забываешь, когда слезы сами катятся из глаз, платок скоро становится мокрым, ты хохочешь навзрыд и боковым зрением фиксируешь аналогичную реакцию соседей. Итак, интервью с Игорем Губерманом.

- Игорь Миронович, когда вы почувствовали вкус к слову?

Вкус к слову я почувствовал, наверное, в раннем детстве, когда мама читала мне бабушкины сказки.

- Почему же тогда вы поступали в технический вуз? Вы окончили школу с медалью - может, это помешало правильному выбору?

В МИИТ я поступил потому, что мой папа, инженер-экономист, сказал мне (это был 53-й год): "Гаринька, поступай в технический вуз". С медалью меня засыпали на собеседовании в Энергетическом - впоследствии на заданный мне на собеседовании вопрос не отвечали и доктора физмат наук. А в Бауманский я пришел подавать документы, а какой-то симпатичный человек мне говорит: "Вас все равно не примут, идите в МИИТ". Там не было собеседованиям, и там евреев не засыпали. В нашей группе из 30 человек было 22 еврея.

- А в институте как-то проявилось ваше поэтическое дарование?

Я писал стихи, посещал литературное объединение, сочинял всякую чушь, а поскольку страдал первой любовью, писал немыслимое количество лирических стихотворений - сопливых и счастливых, которые впоследствии аккуратно утопил в помойном ведре, чему очень рад. Четверостишия я тогда еще не писал, это пришло в начале шестидесятых.

- Тогда ведь вовсю гремели Евтушенко, Вознесенский... Как у вас, кстати, сложились с ними отношения?

Я с ними никогда не общался. С моими стишками никто из них не знаком - я в этом почти уверен.

- Когда вы поняли, что Советская власть была и в послесталинское время - бяка? Как ваши родители к ней относились?

У меня были интеллигентные родители, насмерть запуганные 37-м и 48-м годом, поэтому дома никогда не было политических разговоров. Они были правоверные люди, и когда у нас по субботам собирались родственники, то тоже не было политических разговоров, а ели фаршированную рыбу и ругали меня за плохое поведение. С тех пор я не люблю фаршированную рыбу.

- Вы разъезжали по стране в качестве инженера-электротехника и параллельно, кажется, писали книжки?

У меня вышло, начиная с 60-х, несколько книжек, в том числе "Третий триумвират" - о биологической кибернетике, "Чудеса и трагедия черного ящика" - о психиатрии и исследованиях мозга, повесть о Бехтереве "Страницы жизни". Ну, и еще были "негритянские" книги: за членов Союза писателей я писал романы.

- К сожалению, не читал вашей книжки о Бехтереве. Там рассматривается версия об отравлении Бехтерева Сталиным?

Я знаю эту версию - чушь собачья. Эту версию принесли, очевидно, в 1956 году врачи, возвращавшиеся из лагерей. Тогда появилось безумное количество мифов и среди них - вспомненный вами: якобы Бехтерев был отравлен Сталиным в 1927 году за диагносцирование у него паранойи. Бехтерев действительно обследовал Сталина как невролог в том году, в промежутке между двумя съездами: психологов и педагогов. В ту же ночь он умер, отравившись. Однако у Сталина тогда еще не было достаточной команды для такого тайного убийства. И главное - Бехтерев был настоящий врач, дававший некогда клятву Гиппократа и учивший студентов свято ее придерживаться. Поэтому, если бы даже он обнаружил у Сталина паранойю, он бы никогда не сказал об этом вслух. А по легенде он вышел в некую переднюю и сказал толпившимся там людям: "Этот человек - параноик". Бехтерев никогда бы не разболтал врачебную тайну - это во-первых. И второй, очень существенный момент: Бехтерев был очень осторожным человеком. Никто в то время уже не помнил, но сам-то он помнил, что летом 1917 года он в одной из питерских газет напечатал огромную статью - а он был очень авторитетным человеком в России - о том, что, по его мнению, вред партии большевиков для России сравним только с вредом от немецких шпионов. За Сталиным такое количество преступлений, что, приписав ему лишнее, мы тем самым снижаем весомость других. Когда я писал книжку о Бехтереве, я написал письмо его дочери, жившей за границей, и осторожно спросил о версии отравления. Старушка очень бодро ответила мне: "Конечно, конечно, все это знали: его отравила мерзавка молодая жена..." Все эти игры приятны для журналистов, но эта версия далека от истины.

- Вы первый вытащили в Москву стихи Бродского. Какой это был год?

1960-й. Я познакомился с Сашей Гинзбургом, который к тому времени издал два номера журнала "Синтаксис", а для третьего я привез ему стихи из Ленинграда - авторов называть не буду: больно они все знаменитые. Я к ним просто звонил, приходил и просил стихи для журнала, и они их давали. А спустя много лет мы пили как-то с Наташей Горбаневской, и она сказала, что те питерские поэты говорили обо мне, что я скорее всего стукач. Что ж они тогда стихи мне давали?

- Вы потом с Бродским поддерживали отношения?

Мы с ним много потом общались, дружили, но эту тему я не хочу развивать, потому что сейчас у него развелось столько друзей, что с таким количеством он просто не успел бы пообщаться.

- Некоторые обвиняют его в том, что он отошел от еврейства, использовав его на первых порах своего пребывания в Штатах.

Это ложь, и довольно мерзкая. Никогда он свое еврейство не эксплуатировал, занимался литературным трудом, и его сразу же начали поддерживать разные литературные люди. А от еврейства он действительно отошел, и единственное, что он написал о евреях, это "Еврейское кладбище" и одно замечательное двустишие:

Над арабской мирной хатой

гордо реет жид пархатый.

- А почему вы, Игорь Миронович, называете свои четверостишия стишками? Нет ли в этом элемента кокетства?

Мне, правда, кажется, что это стишки: они короткие, мысли в них куцые. Вы хотите уговорить меня, что я поэт? Поэты - это Блок, Пушкин, Державин, Бродский...

- А Владимир Вишневский и Игорь Иртеньев - поэты?

Иртеньев - несомненный поэт, человек невероятного таланта. Мне ужасно жаль, что он в рассуждении заработка должен заниматься журналом, а не сидеть и тупо писать. А Володя очень способный человек, хотите - скажу талантливый, но то, что он пишет - это шутки, а не поэзия. Поэзия - нечто другое: то, в чем музыка пульсирует.

- Кто из поэтов оказал на вас наибольшее влияние?

Преклоняюсь перед Заболоцким, естественно, ранним, периода "Столбцов", но и позднего тоже очень люблю. Очень люблю Самойлова, могу назвать еще нескольких поэтов, но от Заболоцкого я дышу по-другому.

- С Самойловым вы, говорят, тесно дружили?

Не могу сказать, что тесно дружил, скорее, был хорошо знаком. Самойлов мне очень помог, когда после лагеря меня не прописали в Москве. Давид Самойлович предложил мне пожить у него в Пярну. Там меня прописали, в судебном процессе сняли судимость, после чего я смог вернуться в Москву.

- Коль скоро мы заговорили о лагерях, вспомню Варлама Шаламова, говорившего, что лагерь - абсолютно отрицательный опыт человека. Вы с ним согласны?

Я не могу опровергать Шаламова или спорить с ним: он сидел в смертельное время, гибельное, а я сидел в очень веселые, смешные и очень легкие времена. Я и по сегодня, когда человек рассказывает, что он сидел тяжко и дико страдал, начинаю о нем плохо думать. Не было голода, убийственной работы, сознательного мора людей.

- Вы эмигрировали в 1988 году, когда можно было по израильской визе поехать в Америку, но вы такой возможностью не воспользовались. Не могли бы сказать, почему?

Потому что не эмигрировал, как вы сказали, а репатриировался, уехал на землю предков. У нас в семье никогда не было споров о том, куда ехать. Мы полагали, что советскому еврею можно выжить либо в России, либо в Израиле.

- У вас нет ощущения узкого круга ваших читателей там?

У меня чудовищное количество читателей, чудовищное количество общений, мне там очень хорошо и интересно. У меня в Израиле два раза в месяц проходят концерты, залы небольшие, но полные.

- Свою недавнюю книгу вы назвали "Закатные гарики". Не боитесь накликать?

Мне жена тоже говорит: "Что ты все, дурак, о старости пишешь?". А я пишу о том, что мне интересно!

- Вы к смерти относитесь легко. И другим советуете?

Я вообще советов никому не даю, никогда. Я гораздо меньший дурак, чем кажусь.

- Позвольте поставить серьезный вопрос: кто из встреченных вами людей произвел на вас наиболее сильное впечатление?

Леонид Ефимович Пинский, литературовед, Юлик Даниэль и моя бабушка Любовь Моисеевна.

- Каковы ваши отношения с критикой?

Насчет критики у меня все просто замечательно: она меня не замечает, и я очень рад этому, потому что ни одной идиотической статьи еще не появилось. Один мужик, правда, в ленинградской газете написал как-то, что в наше время, когда все горят и устремляются, очень приятно читать стишки человека, который никуда не устремляется.

- Сколько строк насчитывает ваше самое длинное стихотворение?

Восемь. Когда-то я писал длинные стишки, они опубликованы в нижегородском четырехтомнике.

- Вы выступали как-то в городе Оренбурге, где в трех записках вас спросили: не говорите ли вы на иврите? Неужто в городе, где я родился, большая часть населения теперь говорит на нем?

Это вряд ли, но там живут изумительные люди. Я встречался с актерами и режиссерами местного театра, один из них, как только я похвалил его портсигар 40-х годов с Кремлем, тут же мне его подарил, я до сих пор ему благодарен.

- Что вы думаете о нынешнем положении России?

Я с большой надеждой смотрю на все, что происходит в России. Хоть сейчас там и тяжело, но появился шанс, что Россия станет, наконец, нормальной страной. Через два-три поколения - станет.

Биография Игоря Губермана, как и жизнеописание многих его талантливых современников, полна советских реалий. Родился он в 36-м, в украинском городе Харькове, 7 июля. Отец был инженером, и потому Гарик после школы поступил в московский институт, чтобы получить инженерский диплом. Его старший брат Давид тоже пошел по стопам отца, разработав метод сверхглубокого бурения и став академиком.

Именно во времена студенчества в 50-х годах Игорь познакомился со знаменитым диссидентом Гинзбургом и другими творческими людьми, в которых было «слишком много свободы» для того времени. В этот период активно писал стихи, публикуясь под различными псевдонимами в журнале Гинзбурга «Синтаксис».

Арест и иммиграция

После института Губерман несколько лет посвятил работе по специальности, был распределен на работу в Уфе, состоял там в местной волейбольной команде. Но карьера советского труженика во имя светлого будущего его не слишком привлекала. Он пишет стихи, публикуется, становится автором собственного журнала «Евреи в СССР», живет на гонорары и занимается некоторыми сомнительными делами, за которые и получает срок.

В 1979 году Игоря Губермана приговаривают за спекуляцию на пять лет исправительно-трудовой колонии в Сибири. Именно там он пишет свои знаменитые «Прогулки вокруг барака», великолепную социальную сатиру, выраженную через трех героев: Бездельника, Делягу и Писателя. Вернувшись домой в 1984-м, долго не мог найти для себя работу и жилье, но помог «коллега по цеху», поэт Самойлов, прописавший неугодного властям сатирика в своем доме.

Мало кто знает, что Игорь Миронович Губерман – писатель сценариев к нескольким документальным научным фильмам, после освобождения работавший на Ленинградской киностудии, и автор серьезной работы о современной психиатрии. Он всей душой стремился уехать из России с семьей, но в ОВИРе ему объяснили, что иммиграция Губерманов считается нецелесообразной.

Игорю долго пришлось бороться, и конце концов он уехал за границу в 1988-м. Тогда же были изданы «Прогулки...». К тому времени в Израиле уже собрали и издали его «гарики», ходившие буквально «из уст в уста», отдельной книгой. Там же, в первые годы иммиграции, Губерман пишет книгу «Штрихи к портрету».

Несмотря на то, что Губерман уже много лет является гражданином Израиля, он считает себя русским человеком, любит родину и посвящает почти все свои стихи именно России, часто приезжая сюда на «поэтические вечера».

Личная жизнь

После окончания института женился на дочери советского писателя и военного корреспондента Либединского Лидии и всю жизнь счастлив в браке.

Порой Губерман шутит: «В анкетах, в графе "Семейное положение", я пишу: "Безвыходное"». У супругов двое детей, сын и дочь, и четверо внуков. Игорь коллекционирует живопись.

- (р. 7 июля 1936, Москва), русский писатель. В 1958 окончил Московский институт инженеров транспорта. Автор острых четверостиший («гариков»), в которых часто пренебрегает нормами литературного языка. В 1982 1987 отбывал наказание в исправительно… … Энциклопедический словарь

- (р. 1936), русский писатель. В 196070 х гг. автор научно популярных книг и сценариев для телевидения и кино. В 197984 в заключении и ссылке. С 1988 в Израиле. В афористичных сатирических и иронических стихах миниатюрах… … Большой Энциклопедический словарь

В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Губерман. Давид Миронович Губерман … Википедия

Игорь Губерман на обложке книги «Гарики на каждый день» Игорь Миронович Губерман (р. 1936, Харьков) русский писатель еврейского происхождения, поэт, получивший широкую известность благодаря своим афористичным и сатирическим четверостишиям,… … Википедия

Игорь Миронович (род. 1936), русский писатель. В 1960 1970 х гг. автор научно популярных книг и сценариев для телевидения и кино. В 1979 84 в заключении и ссылке. С 1988 в Израиле. В афористичных сатирических и ироничных стихах миниатюрах… … Русская история

Губерман фамилия. Известные носители: Губерман, Давид Миронович (1929 2011) советский и российский геолог, академик, директор Научно производственного центра «Кольская сверхглубокая» Губерман, Игорь Миронович (р. 1936) советский … Википедия

На обложке книги «Гарики на каждый день» Игорь Миронович Губерман (р. 1936, Харьков) русский писатель еврейского происхождения, поэт, получивший широкую известность благодаря своим афористичным и сатирическим четверостишиям, «гарикам». Биография… … Википедия

Книги

Пустые хлопоты. Гарики и другие произведения , Губерман Игорь Миронович. "Скорей готов ко встрече с вечностью чем к трезвой жизни деловой, я обеспечен лишь беспечностью, зато в избытке и с лихвой. Из нитей солнечного света, азартом творчества томим, я тку манжеты…
Десятый дневник , Губерман Игорь Миронович. "Вот я и дожил до восьмидесяти лет. Раньше никогда бы не подумал", -пишет Игорь Губерман. Его новая книга." Десятый дневник"-собрание забавных историй, интереснейших воспоминаний и мудрых…

Igor Guberman Карьера: Писатель
Рождение: Россия» Москва, 7.7.1936
Аудитория замерла, едва он начал говорить: негромко, без пафоса, но тепло и очень доверительно. Спросил, кто уже бывал на его концертах, - поднялся с десяток рук, он, видимо, успокоился. Потом меня не оставляло ощущение некоторой накатанности программы, проверенности шуток и реприз. Но какая в том беда! Об этом забываешь, когда слезы сами катятся из глаз, платок скоро становится мокрым, ты хохочешь навзрыд и боковым зрением фиксируешь аналогичную реакцию соседей. Итак, интервью с Игорем Губерманом.

Игорь Губерман на моей памяти во второй раз приезжает в Америку. На его концерт в былой раз я не пошел из скепсиса, перевесившего надобность куда-то ехать, суетиться: ну, подумаешь, какие-то гарики, видали мы и Евтушенко с Вознесенским, и нынче покойного Александра Иванова, и Иртеньева вкупе с Вишневским.

На этот раз одно из выступлений поэта должно было проходить в зале, находящемся в 15 минутах езды от моего дома. Не сходить - грех; это о тебе персонально, стало быть, говаривал Александр Сергеич: "Мы ленивы и нелюбопытны...".

Он вышел на сцену спортивной походкой, моложавый, несмотря на свои шестьдесят, подтянутый. Одет весьма легко - процитирую одну из присланных Губерману записок: "Почему вы так вызывающе скромно одеты?".

Аудитория замерла, чуть он начал говорить: тихонько, без пафоса, но тепло и весьма доверительно. Спросил, кто уже бывал на его концертах, - поднялся с десяток рук, он, видимо, успокоился. Потом меня не оставляло чувство некоторой накатанности программы, проверенности шуток и реприз. Но какая в том скорбь! Об этом забываешь, когда слезы сами катятся из зрачок, платочек быстро становится мокрым, ты хохочешь навзрыд и боковым зрением фиксируешь аналогичную реакцию соседей. Итак, беседа с Игорем Губерманом.

Игорь Миронович, когда вы почувствовали привкус к слову?

Вкус к слову я почувствовал, видать, в раннем детстве, когда матушка читала мне бабушкины сказки.

Почему же тогда вы поступали в технический вуз? Вы окончили школу с медалью - может, это помешало правильному выбору?

В МИИТ я поступил вследствие того что, что мой папа, инженер-экономист, сказал мне (это был 53-й год): "Гаринька, поступай в технический вуз". С медалью меня засыпали на собеседовании в Энергетическом - позднее на заданный мне на собеседовании вопросительный мотив не отвечали и доктора физмат наук. А в Бауманский я пришел давать документы, а какой-то славный мужчина мне говорит: "Вас все одинаково не примут, идите в МИИТ". Там не было собеседованиям, и там евреев не засыпали. В нашей группе из 30 мужчина было 22 еврея.

А в институте как-то проявилось ваше поэтическое дарование?

Я писал вирши, посещал литературное объединение, сочинял всякую чушь, а ибо страдал первой любовью, писал немыслимое численность лирических стихотворений - сопливых и счастливых, которые позднее пунктуально утопил в помойном ведре, чему весьма рад. Четверостишия я тогда ещё не писал, это пришло в начале шестидесятых.

Тогда оттого что вовсю гремели Евтушенко, Вознесенский... Как у вас, уместно сказать, сложились с ними отношения?

Я с ними ни в жизнь не общался. С моими стишками никто из них не знаком - я в этом без малого уверен.

Когда вы поняли, что Советская верх была и в послесталинское время - бяка? Как ваши родители к ней относились?

У меня были интеллигентные родители, насмерть запуганные 37-м и 48-м годом, вследствие этого дома ни при каких обстоятельствах не было политических разговоров. Они были правоверные люди, и когда у нас по субботам собирались родственники, то также не было политических разговоров, а ели фаршированную рыбу и ругали меня за плохое поведение. С тех пор я не люблю фаршированную рыбу.

Вы разъезжали по стране в качестве инженера-электротехника и также, кажется, писали книжки?

У меня вышло, начиная с 60-х, немного книжек, в том числе "Третий триумвират" - о биологической кибернетике, "Чудеса и драма черного ящика" - о психиатрии и исследованиях мозга, повесть о Бехтереве "Страницы жизни". Ну, и ещё были "негритянские" книги: за членов Союза писателей я писал романы.

К сожалению, не читал вашей книжки о Бехтереве. Там рассматривается версия об отравлении Бехтерева Сталиным?

Я знаю эту версию - чушь собачья. Эту версию принесли, бесспорно, в 1956 году врачи, возвращавшиеся из лагерей. Тогда появилось безумное число мифов и посреди них - вспомненный вами: якобы Бехтерев был отравлен Сталиным в 1927 году за диагносцирование у него паранойи. Бехтерев впрямь обследовал Сталина как невролог в том году, в промежутке между двумя съездами: психологов и педагогов. В ту же темное время суток он умер, отравившись. Однако у Сталина тогда ещё не было достаточной команды для такого тайного убийства. И главное - Бехтерев был подлинный доктор, дававший некогда клятву Гиппократа и учивший студентов свято ее придерживаться. Поэтому, если бы более того он обнаружил у Сталина паранойю, он бы ни при каких обстоятельствах не сказал об этом вслух. А по легенде он вышел в некую переднюю и сказал толпившимся там людям: "Этот джентльмен - параноик". Бехтерев ни при каких обстоятельствах бы не разболтал врачебную тайну - это во-первых. И второй, шибко значимый момент: Бехтерев был шибко осторожным человеком. Никто в то время уже не помнил, но сам-то он помнил, что летом 1917 года он в одной из питерских газет напечатал огромную статью - а он был сильно авторитетным человеком в России - о том, что, по его мнению, вред партии большевиков для России сравним только с вредом от немецких шпионов. За Сталиным такое число преступлений, что, приписав ему лишнее, мы тем самым снижаем весомость других. Когда я писал книжку о Бехтереве, я написал послание его дочери, жившей за рубежом, и осмотрительно спросил о версии отравления. Старушка сильно бодро ответила мне: "Конечно, конечно, все это знали: его отравила мерзавка юная подруга жизни..." Все эти игры приятны для журналистов, но эта версия далека от истины.

Вы начальный вытащили в Москву вирши Бродского. Какой это был год?

1960-й. Я познакомился с Сашей Гинзбургом, тот, что к тому времени издал два номера журнала "Синтаксис", а для третьего я привез ему вирши из Ленинграда - авторов звать не буду: больно они все знаменитые. Я к ним несложно звонил, приходил и просил вирши для журнала, и они их давали. А через хоть отбавляй лет мы пили как-то с Наташей Горбаневской, и она сказала, что те питерские поэты говорили обо мне, что я скорее всего стукач. Что ж они тогда вирши мне давали?

Вы после этого с Бродским поддерживали отношения?

Мы с ним полно после этого общались, дружили, но эту тему я не хочу развивать, в силу того что что сегодня у него развелось столь друзей, что с таким количеством он нетрудно не успел бы пообщаться.

Некоторые обвиняют его в том, что он отошел от еврейства, использовав его на первых порах своего пребывания в Штатах.

Это искаженная версия фактов, и достаточно мерзкая. Никогда он близкое еврейство не эксплуатировал, занимался литературным трудом, и его тотчас же начали помогать разные литературные люди. А от еврейства он в действительности отошел, и единственное, что он написал о евреях, это "Еврейское кладбище" и одно замечательное двустишие:

Над арабской мирной хатой

высокомерно реет жид пархатый.

А отчего вы, Игорь Миронович, называете свои четверостишия стишками? Нет ли в этом элемента кокетства?

Мне, истина, кажется, что это стишки: они короткие, мысли в них куцые. Вы хотите убедить меня, что я стихотворец? Поэты - это Блок, Пушкин, Державин, Бродский...

А Владимир Вишневский и Игорь Иртеньев - поэты?

Иртеньев - несомненный стихотворец, дядя невероятного таланта. Мне зверски жаль, что он в рассуждении заработка должен заниматься журналом, а не сиживать и тупо чиркать. А Володя весьма способный дядя, хотите - скажу одаренный, но то, что он пишет - это шутки, а не поэзия. Поэзия - нечто другое: то, в чем музыка пульсирует.

Кто из поэтов оказал на вас наибольшее воздействие?

Преклоняюсь перед Заболоцким, вестимо, ранним, периода "Столбцов", но и позднего также весьма люблю. Очень люблю Самойлова, могу прозвать ещё нескольких поэтов, но от Заболоцкого я дышу по-другому.

С Самойловым вы, говорят, узко дружили?

Не могу произнести, что узко дружил, скорее, был ладно знаком. Самойлов мне крайне помог, когда вслед за тем лагеря меня не прописали в Москве. Давид Самойлович предложил мне пожить у него в Пярну. Там меня прописали, в судебном процессе сняли судимость, следом чего я смог возвратиться в Москву.

Коль резво мы заговорили о лагерях, вспомню Варлама Шаламова, говорившего, что лагерь - безусловно негативный навык человека. Вы с ним согласны?

Я не могу опровергать Шаламова или дебатировать с ним: он сидел в смертельное время, гибельное, а я сидел в крайне веселые, смешные и сильно легкие времена. Я и по ныне, когда мужчина рассказывает, что он сидел тяжко и дико страдал, начинаю о нем погано размышлять. Не было голода, убийственной работы, сознательного мора людей.

Вы эмигрировали в 1988 году, когда разрешено было по израильской визе поехать в Америку, но вы этакий возможностью не воспользовались. Не могли бы произнести, зачем?

Потому что не эмигрировал, как вы сказали, а репатриировался, уехал на землю предков. У нас в семье ни при каких обстоятельствах не было споров о том, куда ехать. Мы полагали, что советскому еврею разрешено выжить либо в России, либо в Израиле.

У вас нет ощущения узкого круга ваших читателей там?

У меня чудовищное численность читателей, чудовищное численность общений, мне там шибко добро и занятно. У меня в Израиле два раза в месяц проходят концерты, залы небольшие, но полные.

Свою недавнюю книгу вы назвали "Закатные гарики". Не боитесь накликать?

Мне хозяйка также говорит: "Что ты все, дурень, о старости пишешь?". А я пишу о том, что мне любопытно!

Вы к смерти относитесь несложно. И другим советуете?

Я вообще советов никому не даю, ни при каких обстоятельствах. Я значительно меньший глупец, чем кажусь.

Позвольте определить основательный вопрос: кто из встреченных вами людей произвел на вас наиболее сильное ощущение?

Леонид Ефимович Пинский, литературовед, Юлик Даниэль и моя бабуся Любовь Моисеевна.

Каковы ваши отношения с критикой?

Насчет критики у меня все нетрудно замечательно: она меня не замечает, и я весьма рад этому, в силу того что что ни одной идиотической статьи ещё не появилось. Один мужчина, истина, в ленинградской газете написал как-то, что в наше время, когда все горят и устремляются, крайне славно впитывать текст стишки человека, тот, что никуда не устремляется.

Сколько строк насчитывает ваше самое длинное стихотворение?

Восемь. Когда-то я писал длинные стишки, они опубликованы в нижегородском четырехтомнике.

Вы выступали как-то в городе Оренбурге, где в трех записках вас спросили: не говорите ли вы на иврите? Неужто в городе, где я родился, большая количество населения ныне говорит на нем?

Это вряд ли, но там живут изумительные люди. Я встречался с актерами и режиссерами местного театра, единственный из них, как только я похвалил его портсигар 40-х годов с Кремлем, тут же мне его подарил, я до сих пор ему благодарен.

Что вы думаете о нынешнем положении России?

Я с большущий надеждой смотрю на все, что происходит в России. Хоть в текущий момент там и нелегко, но появился шанс, что Россия станет, в конце концов, нормальной страной. Через два-три поколения - станет.