Фолимонов Сергей Станиславович

Проблема изучения функций пейзажа в художественном произведении с давних пор привлекает внимание многих исследователей. Имеются многочисленные работы, раскрывающие функции пейзажа в творчестве отдельных писателей (Н.В. Гоголя, С.Т. Аксакова, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, А.П. Чехова и др.), а также попытки обобщения и систематизации обширного материала. Тем не менее не все видные писатели и поэты попали в поле зрения исследователей, в то время как пейзаж в их произведениях представляет значительный интерес. К таким писателям относится В.Г. Короленко - необыкновенно тонкий психолог и талантливый пейзажист.

Начнем анализ с повести «Слепой музыкант». Перед Короленко стояла сложная задача - показать духовное становление обиженного судьбой человека, нарисовать его горький и тернистый путь к осознанию своего предназначения. Главный герой повести Петр всеми силами своей души, опираясь на помощь любящих его близких людей, стремится к гармонии и в конце концов достигает ее. И в этом сложном и противоречивом процессе природа играет основополагающую роль. На протяжении первых пяти главок. Внимание автора сосредоточено на чисто внешних событиях в семье Попельских (рождение слепого мальчика, осознание его близких этой трагедии и т.д.). Первый контакт с миром природы происходит к концу третьей в жизни мальчика зимы. Это главка шестая. Вся она посвящена весеннему пейзажу. Перед Короленко стояла сложная задача - выразить живую, многообразную весеннюю природу, насыщенную красками и оттенками, при помощи звуковой палитры. Он находит в языке все нужные звуки и полутона, создавая своеобразную музыку весеннего оркестра. Писатель использует богатейшие возможности звукописи, как правило, мало употребляемые в прозе и оттого особенно выразительные. К примеру, в небольшой по объему шестой главке I главы мы находим множество сонорных и гласных звуков. В результате проза становится певучей. В ее многоголосом хоре отчетливо различимы торопливый шум молодых клейких листочков, звенящий бег вешних потоков, таинственный стук буковых веток о стекло, почти колокольный перезвон неугомонной капели, а в качестве подголосков - окрики журавлей, тающих вдали: «Для слепого мальчика она (весна. - С.Ф.) врывалась в комнату только своим шумом. Он слышал, как бегут потоки весенней воды, точно вдогонку друг за другом, прыгая по камням, прорезаясь в глубину размякшей земли; ветки бука шептались за окнами, сталкиваясь и звеня легкими ударами по стеклам, А торопливая весенняя капель от нависших на крыше сосулек, прихваченных утренним морозом и теперь разогретых солнцем, стучала тысячью звонких ударов. Эти звуки падали в комнату подобно ярким и звонким камешкам, быстро отбивавшим переливчатую дробь. По временам под этот звон и шум окрики журавлей плавно проносились с далекой высоты и постепенно смолкали, точно тихо тая в воздухе». Для слепого, но тонко чувствующего мальчика эта симфония внешнего мира звучит мощным диссонансом: «На лице мальчика это оживление природы сказывалось болезненным недоумением. Он с усилием сдвигал свои брови, вытягивал шею, прислушивался и затем, как будто встревоженный непонятною суетой звуков, вдруг протягивал руки, разыскивая мать, и кидался к ней, крепко прижимаясь к ее груди». Короленко обращает наше внимание на отсутствие гармонии слепого ребенка и природы.

Пейзаж дается и через призму восприятия «зрячих» героев, например матери: «Был полдень. Солнце тихо катилось по синему небу. С холма, на котором они сидели, виднелась широко разлившаяся река. Она пронесла уже свои льдины, и только по временам на ее поверхности плыли и таяли кое-где последние из них, выделяясь белыми пятнышками. На поемных лугах стояла вода широкими лиманами, белые облачка, отражаясь в них вместе с опрокинутым лазурным сводом, тихо плыли в глубине и исчезали, как будто и они таяли подобно льдинам. Временами пробегала от ветра легкая рябь, сверкая на солнце. Дальше за рекой чернели разопревшие нивы и парили, застилая реющею, колеблющеюся дымкой дальние лачуги, крытые соломой, и смутно рисовавшуюся синюю полоску леса».

Как видим, картина природы становится подчеркнуто живописной, рассчитанной на сильное зрительное впечатление. Кроме того, в композиционном плане имеет место сравнение двух восприятий: мать Петра воспринимает природу всеми органами чувств и испытывает от гармоничного слияния с ней огромное наслаждение (она даже забывает на время о сыне). Петр же словно попадает в неведомый и полный необъяснимых для него тайн мир запахов. Писатель очень точно определяет его внутреннее состояние: «...казалось, он боялся, что упадет куда-то, как будто не чувствуя под собой земли».

Пейзаж, увиденный глазами матери, столь же живописен, сколь «слышим» пейзаж Петра. Короленко не упустил ничего зримого в распахнувшемся перед молодой женщиной земном просторе: цвет, форма предметов, перспектива, движение - все нашло в картине свое достойное место. Когда же автор приводит ощущения слепого, картина резко меняется. Исчезают зрительные образы, зато обостряются звуковые. Природа Петра - это ощущения, переданные глаголами «ударили», «согрели», «касается», «снимает», «пролегает». Все окружающее мальчика для него - холод и тепло, «пустое» до этого пространство то становится плотным, то «разряжается», унося куда-то и опьяняя. Затем появляются звуки, которые приносят с собой «...то яркую трель жаворонка, то тихий шелест распустившейся березки, то чуть слышные всплески реки. Ласточка свистела легким крылом, описывая невдалеке причудливые круги, звенели мошки, и над всем этим проносился порой протяжный и печальный окрик пахаря на равнине, понукавшего волов над распахиваемой полоской».

Уже с самого детства большое место в духовном развитии мальчика начинает занимать музыка. В этом смысле важную роль играет в повести эпизод знакомства Петра с дударем Иохимом и его удивительным искусством, рожденным сильными и непосредственными чувствами и как бы данным крестьянскому парню самой природой. Раскрывая секрет необычайного воздействия Иохимовой дудки на всех вольных и невольных слушателей, Короленко подчеркивает «природность» этого инструмента, который именно оттого и был способен выразить всю боль и горечь отвергнутой любви молодого дударя. Благодаря именно этому качеству дудка одерживает победу в поединке с горожанином-роялем, который со своей искусственностью и механичностью поначалу не вписывается в замкнутый мир маленькой усадьбы, в то время как дудка «была у себя дома, среди родственной украинской природы». Маленький Петр, страстно стремясь обрести гармонию с миром, впервые добивается этого через музыку незатейливого народного инструмента: «Специфический запах конюшни смешивался с ароматом сухой травы и острым запахом сыромятных ремней. Лошади тихо жевали, шурша добываемыми из-за решетки клочьями сена; когда дударь останавливался для передышки, в конюшню явственно доносился шепот зеленых буков из сада. Петрик сидел, как очарованный, и слушал».

Пейзаж у Короленко не только реален, но и воображаем. Таким образом возникает он, скуповатый, но емкий и оттого особенно выразительный, в воображении Максима Яценко, погруженного в историческую песню «Ой, там на горі, та й женці жнуть...»: «Максим Яценко заслушался грустного напева. В его воображении, вызванная чудесным мотивом, удивительно сливающимся с содержанием песни, всплыла эта картина, будто освещенная меланхолическим отблеском заката. В мирных полях, на горе, беззвучно наклоняясь над нивами, виднеются фигуры жнецов. А внизу бесшумно проходят отряды, один за другим, сливаясь с вечерними тенями долины».

Тот же пейзаж через пространство, звук и ассоциацию рисуется в воображении Петра: «Когда певец пел о горе, на которой жнут жнецы, воображение тотчас же переносило Петруся на высоту знакомого ему утеса. Он узнал его потому, что внизу плещется речка чуть слышными ударами волны о камень. Он уже знает также, что такое жнецы, он слышит позвякивание серпов и шорох падающих колосьев. Когда же песня переходила к тому, что делается под горой, воображение слепого слушателя тотчас же удаляло его от вершины в долину... Звон серпов смолк, но мальчик знает, что жнецы там, на горе, что они остались, но не слышны, потому что они высоко, так же высоко, как сосны, шум которых он слышал, стоя под утесом. А внизу над рекой раздается частый, ровный топот конских копыт».

Установление гармонии мальчика с окружающим миром - это извилистый путь, полный всякого рода неожиданностей и горьких истин. В этом смысле ключевой в повести является сцена встречи Петра с Эвелиной, девочкой из соседнего поместья. Эвелина помогает своему другу понять страшную истину, но в то же время своей любовью, искренним состраданием и детской непосредственностью сглаживает ее острые, ранящие углы. И утраченная было гармония восстанавливается. Пейзаж в сцене встречи Эвелины и Петруся выполняет психологическую функцию. Короленко показывает, как под влиянием перемен в природе меняется и состояние наших героев. Речь идет о психологическом параллелизме в классическом смысле слова (ливень льет - девочка плачет). Тем не менее связь эта совершенно очевидна. И наоборот - бури, происходящие в душах героев, находят отклик в природе: «Девочка перестала плакать и только по временам еще всхлипывала, перемогаясь. Полными слез глазами она смотрела, как солнце, будто вращаясь в раскаленной атмосфере заката, погружалось за темную черту горизонта. Мелькнул еще раз золотой обрез огненного шара, потом брызнули две-три горячие искры, и темные очертания дальнего леса всплыли вдруг непрерывной синеватой чертой. С реки потянуло прохладой, и тихий мир наступающего вечера отразился на лице слепого...»

В разговоре Петра и Эвелины впервые появляется важный (тоже ключевой) в повести символ солнца. Понятие это в сознании человека окружено священным ореолом, и от него тянутся многочисленные ассоциативные связи, закрепленные в мифологии и устном народном творчестве. Солнце - это жизнь, свет и тепло, радость и наслаждение: оно имеет глубинные связи с понятием «мать», так как солнце - мать Земли, мира природы, следовательно, и человека. Эвелина передает Петру свои живые впечатления от окружающей природы. Они основаны на поэтических фольклорных представлениях. Так что в сознание Петра природа входит олицетворенной: «Так, когда она говорила, например, о темноте раскинувшейся над землею сырой и черной ночи, он будто слышал эту темноту в сдержанно звучащих тонах ее робеющего голоса. Когда же, подняв кверху задумчивое лицо, она сообщала ему: “Ах, какая туча идет, какая туча темная-претемная! ”, он ощущал сразу будто холодное дуновение и слышал в ее голосе пугающий шорох ползущего по небу, где-то в далекой высоте, чудовища».

Отрочество - это новый этап во взаимоотношениях Петра и окружающего его мира природы. Теперь изменения и новый разлад вызваны внутренними причинами. У мальчика начинается интенсивное развитие самосознания, ставящее перед ним сложные и подчас неразрешимые для слепого вопросы. Душевный покой, установившийся было стараниями близких людей, был нарушен, и это наложило отпечаток на характер героя, на его мировосприятие. Мальчик пытается уловить в природе близкие ему теперь настроения и черты. В этом ему помогает народная песня, тонко передающая связь человеческих чувств с родной природой. «Все смеющееся, веселое, отмеченное печатью юмора, было ему малодоступно; но зато все смутное, неопределенно-грустное и туманно-меланхолическое, что слышится в южной природе и отражается в народной песне, он улавливал с замечательною полнотой. Слезы являлись у него каждый раз на глазах, когда он слушал, как “в полі могила з вітром говорила”, и он сам любил ходить в поле слушать этот говор».

Гармония углубляется, но приобретает иной характер. Петр здесь подобен Иохиму: он стремится жить с природой в унисон: «Усевшись где-нибудь на кургане в степи, или на холмике над рекой, или, наконец, на хорошо знакомом утесе, он слушал лишь шелест листьев да шепот травы или неопределенные вздохи степного ветра... Насколько он мог понимать природу, тут он понимал ее вполне и до конца... тут этот ветер вливался ему прямо в душу, а трава, казалось, шептала ему тихие слова сожаления... Он припадал к сыроватой, прохладной траве и тихо плакал, но в этих слезах не было горечи. Иногда же он брал дудку и совершенно забывался, подбирая задумчивые мелодии к своему настроению и в лад с тихою гармонией степи».

Петр постепенно «обживает», осваивает мир вокруг себя (сначала комнату, затем дом, двор, усадьбу). И все же до поры своей юности он живет в искусственно ограниченном пространстве, в некоем микрокосме, где все подчинено воле и заботам Максима, матери, Эвелины. Но такая тепличная атмосфера оберегает его не только от тяжких потрясений, но и от жизни. Понимая это, Максим решает «разорвать этот круг, отворить дверь теплицы, чтобы в нее могла ворваться свежая струя наружного воздуха».

Первые же столкновения юного Петра с жизнью приносят ему страдания. Всем своим существом он вдруг ощущает непреодолимое одиночество, свою отчужденность от шумного, наполненного молодым задором и по молодости эгоистичного общества. Теперь его уже на спасают и старые, привычные формы жизни. Юноша вырос из них, как вырастают из старого платья. Но поначалу он не способен породить в своей душе ничего, кроме страха, обиды и болезненной гордости. И вновь на помощь Петру приходит любовь. Коренной перелом в душе героя происходит в сцене у старой, заброшенной мельницы. Именно сюда, в свое излюбленное уединенное местечко прибегает Петр, инстинктивно ища спасения у природы от нахлынувших на него неразрешимых проблем. Но, как видим, мощные впечатления жизни заставляют его на какое-то время забыть тот язык, на котором он умел говорить с природой. Пейзаж здесь подчеркнуто отчужден от героя...

Эвелина вносит в этот разладившийся мир новую гармонию и новую истину. Петр с детских лет знал, что такое любовь. Это была любовь-жалость матери, мудрая любовь Максима и инстинктивно-равнодушная отца. Он привык эгоистично пользоваться этим богатством, не задумываясь о его цене и значимости. Любовь Эвелины, в которой она признается ему у заброшенной мельницы, - что-то совершенно иное, наполняющее существование каким-то особым смыслом, поднимающее над землей. Но это лишь часть той истины, которую принесла с собой Эвелина. Она дает почувствовать, что и сам он способен любить. Петр испытывает первый нежный трепет, держа в объятиях Эвелину и ощущая биение ее сердца: «Он сжал ее маленькую руку в своей. Ему казалось странным, что ее тихое ответное пожатие так непохоже на прежнее: слабое движение ее маленьких пальцев отражалось теперь в глубине его сердца. Сам он показался себе могучим и сильным, а она представилась плачущей и слабой. Тогда, под влиянием глубокой нежности, он привлек ее одною рукой, а другой стал гладить ее шелковистые волосы».

Важную роль в рассматриваемой нами сцене играет природа. Она меняется, преображается вслед за душевным преображением героев. Когда Петр, ощутив свою отчужденность от большого мира людей, свое одиночество среди них, убегает на любимое место - к старой мельнице, - его мысли путаются, все его существо напряжено от боли и горечи. От этого и их разговор с Эвелиной сначала не клеится. Они не понимают друг друга, так как говорят на разных языках (он - на языке обиженного эгоизма, она - на языке любви и самопожертвования). Но вот в их партию вступает третий голос. Это из усадьбы долетает песня, в которой любовь, счастье, простор сливаются воедино с тишиной ночи и ленивым шепотом сада. Этот неожиданный третий собеседник пробивает первую брешь в образовавшемся между молодыми людьми холодном непонимании. В самый напряженный момент этого свидания, в момент, предшествующий признанию в любви, песня вовсе смолкает, слышен лишь голос природы, словно замершей в ожидании чуда: «Несколько секунд стояла тишина, только вода тихо и ласково звенела в шлюзах». Зато после признания, когда слова любви прозвучали и загорелись ответным чувством в душе Петра, какое удивительное взаиморастворение героев и природы совершается перед нашими глазами. Наконец найден язык, понятный для всех трех героев. Это язык любви, на котором и поет ее вестник - соловей: «Было тихо; только вода все говорила о чем-то, журча и звеня. Временами казалось, что этот говор ослабевает и вот-вот стихнет; но тотчас же он опять повышался и опять звенел без конца и перерыва. Густая черемуха шептала темною листвой, песня около дома смолкла, но зато над прудом соловей заводил свою...»

Жизненный путь Петра - это путь прозрения духовного, обретения веры в собственные силы и свой талант, дающий ему преимущество над толпами «зрячих». Отныне его главным языком становится музыка, через которую он «видит» мир и в которой выражает свое к нему отношение. Конкретные пейзажные картины в последней части повести уже не появляются либо не играют такой важной роли е душевной жизни героя, как раньше. Но природа остается внутри Петра и, многократно осмысленная и пережитая, сливается с мелодиями его пьес: «Оставив итальянскую пьесу, Петр отдался своему воображению... Тут были голоса природы, шум ветра, шепот леса, плеск реки и смутный говор, смолкающий в безвестной дали. Все это сплеталось и звенело на фоне того особенного глубокого и расширяющего сердце ощущения, которое вызывается в душе таинственным говором природы и которому так трудно подыскать настоящее определение...»

И наконец, полной гармонии с миром слепой музыкант достигает во время своего дебюта в Киеве. Это момент окончательного «прозрения», за которым - любовь, паломничество со слепцами в Почаев, рождение зрячего сына и многое другое. Перед нами яркая, сложившаяся личность, способная волновать сердце и вести за собой. В его музыке, насыщенной образами природы, по-прежнему звучали боль и страдание, но это были уже не личные, эгоистические чувства, это было глубокое страдание и понимание: «Казалось по временам: то буря гулко гремит в небесах, раскатываясь в бесконечном просторе, то лишь степной ветер звенит в траве, на кургане, навевая смутные грезы о минувшем. <...> Среди яркой и оживленной мелодии, счастливой и свободной, как степной ветер, и, как он, беззаботной, среди пестрого и широкого гула жизни, среди то грустного, то величавого напева народной песни все чаще, все настойчивее и сильнее прорывалась какая-то за душу хватающая нота».

Несколько иные задачи ставит перед собой Короленко, вводя описания природы в очерк «Чудная». Очерк представляет собой рассказ в рассказе, и пейзаж (довольно скупой, но достаточно выразительный) выполняет двоякую функцию: является своеобразным звуковым фоном, под который ведется рассказ унтер-офицера Гаврилова, и играет роль выразительной детали, позволяющей передать глубину душевных переживаний героев. Отчасти пейзаж позволяет также передать местный сибирский колорит, сильны в нем и фольклорные мотивы. Своеобразной увертюрой для рассказа Гаврилова служит разбушевавшаяся метель: «А вьюга на дворе разыгрывалась, мелким снегом в окна сыпало, и по временам даже свет лучины вздрагивал и колебался». Писатель намеренно не дает нам развернутой природной картины. Такая картина, будь она включена в очерк, отвлекла бы внимание читателя от безыскусного, но сильного своей жизненной правдой рассказа пожилого унтера о поразившей его человеческой трагедии. Есть в этой короткой пейзажной зарисовке и еще один важный аспект: он дает начало едва заметному, но все же уловимому психологическому параллелизму, проведенному через весь очерк в качестве композиционного приема. Попробуем проследить его в тексте и определить влияние на стиль произведения.

Пейзаж в рассказе Гаврилова, переданный от его лица, вольно или невольно (на подсознательном уровне) связан с фольклором. Это легко объяснимо тем простым фактом, что унтер вышел из крестьянской среды. И хотя по прошествии многих лет отдалился от деревенской культуры («...от крестьянской работы отвык... пища тоже. Ну и, само собой, обхождение... Грубость эта...»), тем не менее красота и мерность народной речи им не утеряны, инстинктивное понимание того, как нужно строить рассказ, не утратилось. Отсюда его скупые, но точные и всегда к месту пейзажные картинки, во многом напоминающие песенные.

Первая картина природы в его повествовании появляется в эпизоде на железной дороге. Это небольшая картинка, увиденная рассказчиком из окна вагона: «Погода ясная в тот день стояла - осенью дело это было, в сентябре месяце. Солнце-то светит, да ветер свежий, осенний, а она (главная героиня рассказа. - С.Ф.) в вагоне окно откроет, сама высунется на ветер, так и сидит». Многое здесь весьма символично и очень важно для понимания психологии героев. И в первую очередь для самого Гаврилова. Для него эта барышня - революционерка или, по его образному выражению, - «политичка». Тем не менее, обладая добрым сердцем и относясь к окружающим с той «чисто русской любовью, которая в народе получила название «жалости», Гаврилов ищет возможности облегчить участь несчастной молодой девушки-страдалицы: «И сразу мне ее жалко стало... Конечно, думаю... Начальство, извините... зря не накажет... ну, а все-таки жалко, так жалко - просто, ну!» Эпизод у окна вагона - это первая попытка сближения, и хотя она заканчивается неудачей, зато кое-что проясняет для рассказчика в характере девушки. В первую очередь, это необычайное свободолюбие, которое сильнее всего на свете, даже самой жизни (это потом подтвердится словами самой героини, которая скажет, что лучше умереть на воле, среди «своих», чем в неволе - в тюремной больнице; сейчас же все это помогает герою понять пейзаж). Свежий (чистый - вольный) ветер и ясное солнце - одни из главных символов в устной народной поэзии, и, как правило, они бывают связаны с темой воли - неволи. Героиня как бы не совсем на свободе, но она и не в тюрьме. Природа преображает героиню, делая ее поистине прекрасной: «...к окну сядет, и опять на ветру вся, - после тюрьмы-то, видно, не наглядится. Повеселела даже, глядит себе, улыбается. И так на нее в те поры хорошо смотреть было!.. Верите совести...» Эта возникшая на краткий миг хрупкая гармония человека и природы вызывает сильное душевное потрясение у рассказчика. У него внезапно появляется острое желание спасти такое хрупкое создание от гибели, вырвать его из лап коварной судьбы: «...что, думаю, ежели бы у начальства попросить да в жены ее взять... Ведь уж я бы из нее дурь-то эту выкурил...» Однако столь удивительной гармонии не суждено длиться долго. Вскоре природа становится враждебной силой для смертельно больной молодой девушки. И тот же самый ветер, что был символом одухотворяющей свободы, становится зловещим символом надвигающейся смерти: «Как поехали (в почтовой телеге. - С.Ф.) - ветер сиверный, - я и то продрог. Закашляла крепко и платок к губам поднес­ла, а на платке, гляжу, кровь...» Чем ближе приближается героиня к месту назначенной ссылки, тем враждебнее к ней окружающая природа, которая словно бы торопится уничтожить взбунтовавшуюся гордячку: «К вечеру тучи надвинулись, ветер подул холодный, - а там и дождь пошел. Грязь и прежде была не высохшей, а тут до того развезло - просто кисель, не дорога!., дождиком прямо в лицо сечет; оно хоть, положим, кибитка-то крытая и рогожей я ее закрыл, да куда тут! Течет всюду; продрогла, гляжу: вся дрожит и глаза закрыла. По лицу капли дождевые потекли, а щеки бледные, и не двинется, точно в бесчувствии». Обращает на себя внимание «песенность» данной пейзажной зарисовки, на что указывают ритмичность и инверсия в речи Гаврилова. Он словно бы заново переживает все эти события. Фразы короткие, как будто сбивчивые: мысль рассказа мечется между описанием природы и заботами о своей несчастной подопечной. Есть и внутренняя соотнесенность с первым «гармоничным» пейзажем. И там и здесь рассказчик обращает внимание на лицо девушки («Повеселела даже, глядит себе, улыбается». - «...вся дрожит и глаза закрыла. По лицу капли дождевые потекли, а щеки бледные...»). Если в первом случае солнце дарило девушке жизнь и счастье (пусть даже иллюзорное), то во втором дождь символизирует горькие мучения, скорбь и печаль. В дальнейшем картины природы и вовсе становятся фольклорными: олицетворение, постоянные эпитеты, фразеологизмы и т.д. в изобилии встречаются тут: «Дорогой-то, знаете, ночью все дожди, погода злая... лесом поедешь, лес стоном стонет. Ее-то мне и не видно, потому ночь темная, ненастная, зги не видать...» Это высшая точка в испытаниях героини по пути к месту ссылки. Затем ее судьба проясняется, о чем возвещает взошедшее солнце: «Как к городу подъезжать стали, очнулась, поднялась... Погода-то прошла, солнце выглянуло, - повеселела...»

Отдельно следует сказать о композиционной роли метели в очерке. Ею начинается и заканчивается рассказ Гаврилова. Если перед началом рассказа метель только разыгрывается («А вьюга на дворе разыгрывалась...»), как бы настраивая на большую и трагическую историю, то после его окончания мы слышим уже «глухие рыдания бури», оплакивающей «скорбный образ умершей девушки». На первый взгляд, логичнее было бы описать затихающую непогоду, однако это не соответствовало бы самой идее очерка. Ведь тайна «чудной», перевернувшей всю жизнь унтера, осталась для него неразрешимой загадкой.

Но, пожалуй, с наибольшей силой и яркостью талант и мастерство Короленко-пейзажиста проявились в самом лучшем (по признанию его великих современников - Л.Н. Толстого и А.П. Чехова) из написанных им произведений - в очерках «У казаков». Особенно интересны очерки с точки зрения использования писателем фольклорного и этнографического материала. Смело можно сказать, что Короленко был таким же «Колумбом» казачьего Уральска, как Островский - Замоскворечья.

Очерки «У казаков» В.Г. Короленко характеризуются широким использованием художественных приемов отражения действительности и выразительных средств, свойственных фольклору. Короленко часто одухотворяет природу, заставляя ее активно участвовать в развитии сюжета, сливая природу в одно целое с описываемым действием. Пейзаж в очерках Короленко несет большую идейную нагрузку, выполняет важную композиционную функцию. Так, для многих очерков пейзажная зарисовка является либо зачином, либо концовкой. Зачин порою музыкален, напевен, его мелодический импульс тесно связан со строем казачьей лирической песни. Он эпичен по тональности, ведет читателя в своеобразный и неповторимый мир уральской природы, подчеркивает связь с темой родины и истории. Так, описывая в первом очерке свое знакомство с Уралом и особенностями казачьего рыбного промысла, Короленко вводит в текст следующую пейзажную зарисовку: «По настилке учужного помоста мы перешли на другой берег реки. Здесь он значительно выше и обрывается крутым, глинистым яром... - Азия! - сказал мой спутник, указывая рукой на безграничную степь, уходившую далеко к горизонту... Река невдалеке поворачивала и терялась за мысом, но далее, в синевших предвечернею мглою лугах долго еще сверкали ее разорванные, светлые излучины... Правый берег ее ("самарская сторона”) - издавна казачий; левый, а за ним вся степь до Бухары и Аральского моря - киргизская сторона... Над этой светлой полоской, сверкающей в зелени лугов, кипела вековая борьба и лилась кровь. Орда считала реку своею. Со времен уральского Ильи Муромца, “старого казака Харкушки”, она “перелазила” броды и переправы и кидалась “на Русь”, уводя оттуда скот и пленных. Казаки сторожили переправу, старались выбить киргизов поглубже в степь и захватить левый берег с поемными лугами и ковыльной степью».

По эмоциональному тону и сюжетной направленности данная пейзажная зарисовка вполне соотносима с такой распространенной и любимой в казачьей среде песней, как «Яик, ты наш Яикушка!». Сравните:

Яик, ты наш Яикушка!
Яик, сын Горынович.
Про тебя, про Яикушку,
Идет слава добрая.
Про тебя, про Горыныча,
Идет речь хорошая.

Круты бережки, низки долушки У нашего пресловутого Яикушки. Костьми белыми казачьими усеяны, Кровью алою молодецкою упитаны, Горючими слезами матерей и жен поливаны.

Пейзажные зарисовки в очерках Короленко никогда не бывают слишком большими по объему, зато автор максимально отачивает слог, стараясь, чтобы его описания отличались простотой и глубиной, прозрачностью фразы. Как в фольклорном сознании Урал-батюшка тесно связан со всей жизнью и историей казаков, так и в приведенном отрывке Короленко делает его отправной точкой своих воспоминаний, насыщенных преданиями и легендами. Не случайно также, что во время размышлений в сознании автора появляется былинный образ «старого казака Харкушки», который ассоциируется у писателя с фигурой Ильи Муромца. Во-первых, это позволяет автору придать своим воспоминаниям «былинный» характер, а образам - эпичность и масштабность; во-вторых, выразительно подчеркнуть вековечный характер противостояния Европы и Азии. Вообще образ Урала - один из сквозных образов всего цикла «У казаков». Вокруг него так или иначе строится действие в произведении. Он (Урал или Яик) исток и конечная точка всех ассоциативных связей, за счет которых во многом и складывается повествование.

Яик - это воплощение казачьей родины. Любовь и преданность казаков ему безграничны. В нем - залог свободы, добытой тяжелым трудом, политой казачьей кровью, слезами жен и матерей. Все это дает писателю возможность включать данный образ-символ в различные контексты, делая его художественные функции широкими и разнообразными. Обратимся к эпизоду разговора писателя с «учужным» казаком, который также заканчивается предельно лаконичной пейзажной зарисовкой. Ее назначение прежде всего в том, чтобы сделать более выразительной историю с «жадной до прибыли» ванюшинской машиной (имеется в виду первый пароход, появившийся на Урале, но «изгнанный» по требованию казачьего войска за пределы общины): «Дикий Яик, девственный и вольный, пока свободно бежит между ярами, шипит у железных шестов учуга и баюкает залегающие в омутах “ятови”. Казаки уверены, что это навсегда».

Казаки живут в гармонии с природой, осознавая взаимозависимость всех ее составляющих элементов и собственных действий. Этим объясняется отношение уральцев к реке и ее обитателям как к равным, живым существам, о которых говорят и даже поют, связывая с ними все самое главное в своей жизни. Как о хороших знакомых спрашивает казачий офицер об осетре и судаке, осведомляясь об их поведении во время последнего «визита» к учугу. Полусказочно и почти мистически звучит комментарий автора к данному разговору: «...казак делится новостями мутной глубины, в которой читает, как в открытой книге». Подобные же слияния «речных» образов с человеческими мы находим и в уральских лирических песнях. Равенство обитателей речной глубины жителям казачьего городка очевидно:

Тошно рыбушке сидеть, милой, во сетке,

А мне размолоденькой Сидеть, милой, в клетке...

Еще одной композиционной функцией фольклора в очерках, связанной с устным поэтическим творчеством, является психологический параллелизм. Примеры такого фольклорного художественного приема мы в изобилии найдем в уральских народных песнях. Особенно часто параллелизм в них подчеркивает не только глубину человеческих переживаний по поводу того или иного события в личной судьбе или в судьбе казачьего края, но также оттеняет масштабность и трагизм самого события, что объясняется высокой степенью коллективизма, общинности казаков. Взяв за основу этот устно-поэтический прием, Короленко использует его при создании своих пейзажных зарисовок, которые (а они чаще заканчивают, а не предваряют рассказ) заставляют читателя еще раз эмоционально пережить описанные перед этим события. Так, третий очерк заканчивается подобной пейзажной зарисовкой. В ней перед нами предстает грозный и дикий образ Яика-батюшки, такого же непокорного и необузданного, как народная стихия, как страстное желание свободы и справедливости. Начинается эта зарисовка с олицетворенного образа пугачевского «дворца»: «“Дворец" стоял все так как же насупленный и молчаливый, в окне кузнецовского дома мелькнуло за стеклом детское личико. Степной ветер взметывал белесые листья тополей над старым руслом реки, а невдалеке, в своих крутых берегах, бурлил и метался дикий Яик...» Композиционно «дикий Яик» прочно связывает легендарное прошлое казачества с его современностью. Литературные эпитеты, указывающие на олицетворение образа «насупленный» и «молчаливый», эмоционально близки устойчивым фольклорным - «крутые», «дикий». Таким образом, становится очевидным, что Короленко использует поэтические приемы, присущие устному народному творчеству, вносит в свою творческую лабораторию элемент народно-поэтического сознания.

Некоторые явления природы и детали пейзажа в произведениях Короленко приобретают характер сквозных образов и мотивов, а порой вырастают до значения символов. Одним из таких сквозных образов является образ дороги.Особенно последовательно этот образ проведен через очерковую прозу XIX века. Так, важную композиционную сюжетообразующую роль играет образ дороги в очерке «Чудная». Дорога создает ощущение непрерывного движения человеческой жизни, устремленности в неведомую даль. На этой дороге героев ждут многочисленные трудности и испытания, как физические, так и нравственные. Но все потери и приобретения, которые происходят в пути, в совокупности и составляют жизнь человека. Дорога раскрывает характер путника, строго и беспристрастно определяет цену его личности. Особый интерес у писателя вызывают люди, для которых непрерывное движение по этой дороге (и в прямом и в переносном смысле) становится главной жизненной целью. Это бродяги, философию и характеры которых с такой симпатией и даже любовью раскрывает Короленко в целом ряде своих произведений - «Соколинец», «Федор Бесприютный» и других. Так, главная героиня очерка «Чудная», переживающая острый, трагический разлад с миром, стремится только к одному – найти место, где она могла бы обрести успокоение, забыться среди товарищей по революционной борьбе. Таким образом, прибытие героини на место ссылки (окончание пути в прямом смысле слова) является одновременно и конечным пунктом ее жизни. Иначе разрешается этот сквозной образ в рассказе «Соколинец». Главный герой его, бродяга Василий (Багылай), не может найти себе пристанища, поэтому дорога становится целью его жизни, его призванием. Останавливаясь надолго в пути, Василий теряет ощущение полноты жизни. Оседлое существование начисто лишает его возможности реализовать свою личность. В этом смысле символично звучат слова героя в финале рассказа: «Уйду с ним (татарином Ахметкой. – С.Ф.) в тайгу... Что на меня так смотришь? Бродяга я, бродяга!.. Последние слова он произнес уже на скаку. Через минуту только туча морозной пыли удалялась по улице вместе с частым топотом лошадиных копыт.

Через год Ахметка опять приходил в слободу “за бумагами”, но Василий больше не возвращался».

Более сложной становится идейно-художественная и композиционная функция образа дороги в очерках Короленко «У казаков». Это уже не просто дорога жизни одного человека, это исторический путь большой казачьей общины, а через нее - и всей страны. Причем образ этот органически сливается с образом степи, по которой путешествует автор, собирая необходимые ему материалы об Уральском крае.

В сознании казаков и в их фольклоре степь представляет собой своеобразный символ, раскрывающийся двояко, в зависимости от контекста, в котором он употреблен. В разговорах уральцев степь - это символ свободы и независимости, вольной и достойной жизни, но в то же время она и символ борьбы, вековых кровавых распрей, символ горя и утраты близких. Причем эти значения, на первый взгляд, чуждые друг другу, тесно взаимосвязаны. Ведь борьба с враждебной степью - это борьба за свободу и независимость. Подтверждением этому может служить развернутая картина степной природы в очерке пятом, где речь идет о кровавых событиях давно минувших дней, о противостоянии казаков и степных народов. Кульминацией очерка является рассказ старого казака Хохлачева, образ которого соотносится с образами былинных богатырей. Пейзажная зарисовка заканчивает очерк, и в ней отчетливо ощущаются прочные ассоциативные связи с изложенным здесь материалом. В композиционном плане она представляет собой своеобразный лирический эпилог главы. Психологически же подчеркивает и усиливает драматизм некогда совершившихся здесь событий: «Большой широкий курган, каких много рассеяно по степи, вероятно, очень древнего, еще, может быть, доисторического происхождения, лежал на заливном лугу, а невдалеке тянулся невысокий вал. Два небольших возвышения, вроде могил, близ этого кургана, быть может, насыпаны над павшими в битве с Фрейманом... Последние косые лучи солнца золотили траву на этих могильниках, и степной ветер шептал что-то невнятное и печальное...

На юго-востоке подымалась луна, большая и бледная, а книзу от нее по небу лилась тихая гамма чудесных вечерних оттенков. Степь закутывалась мглою, ленивые увалы тянулись по ней, точно ужи, разлегшиеся на отдых; где-то звенел, как птица, слепыш... кое-где отсвечивали степные озера, ильмени и ерики...» Наряду с литературными традициями, придающими картине природы четкость и реалистичность, в приведенной нами пейзажной зарисовке ощутимы элементы фольклорной образности. Например, вполне очевидна олицетворенность образа самой степи, которая «закутывалась мглою» (историческая неопределенность, распутье), а также отдельных ее составляющих («ленивые» увалы, шепчущий что-то степной ветер). Писатель пытается увидеть степь глазами Анания Хохлачева, и поначалу курганы и могилы наводят его на мысли о минувших битвах, то есть степь как бы олицетворяет собой непримиримую вражду, нескончаемую битву за свободу и независимость. Но картина динамична, и вскоре в ней появляются просветленные нотки, под конец же она кажется совершенно мирной и безобидной, а вражда, некогда здесь кипевшая, навсегда уснувшей. На этом фоне эпически бесстрастный рассказ Хохлачева про «старую кровь» выглядит еще более фантастическим преданием глубокой старины.

При помощи образа дороги в очерках «У казаков» раскрывается тема времени, связанная с противоборством нового и старого (а для уральских казаков - добра и зла). Ярким подтверждением может служить эпизод, получивший название «Железная дорога и верблюды». В нем повествуется о том, как исконные обитатели степей ведут упрямую борьбу с новым ненавистным для них соседом. Борьба заключается в том, что верблюды ложатся на рельсы, мешая движению паровоза. Но время неумолимо, и упрямство своенравных степных хозяев ведет лишь к их гибели под колесами. В контексте очерков Короленко этот эпизод ассоциируется с патриархальными представлениями казаков, упрямо придерживающихся старины. Таким образом пересекаются две враждебные параллели: железная дорога (олицетворение цивилизации) и дорога степная, символизирующая заповедную казачью родину.

Еще одним ключевым символом в пейзажах Короленко является огонь. Символ этот многозначен и изменчив, что зависит от конкретных художественных задач писателя. Порой он разрастается до целого пожара или мощных грозовых сполохов, а порой рассыпается искрами в непроглядной ночной тьме. Так, в очерке «Чудная» «одинокий огонек станции на опушке гудящего бора» является символом счастливого окончания трудного и опасного переезда, символом домашнего очага и отдыха. Огонек в фонаре старого молокана из рассказа «Убивец» говорит о надежде на помощь и благополучный исход путешествия (герой рассчитывает получить хороших лошадей и надежного возницу, чтобы благополучно миновать шайку воров-«бакланов»). Мастерски обыгрывает Короленко многозначность этого символа в рассказе «Соколинец». Огонь здесь - могучий бог юрты, антипод грозной надвигающейся тьме, с его медленным угасанием в очаге якутской юрты душой рассказчика властно овладевает тоска по далекой родине, убивающая последний огонек надежды: «Минуты, часы безмолвною чередой пробегали над моей головой, и я спохватился, как незаметно подкрался тот роковой час, когда тоска так властно овладевает сердцем, когда “чужая сторона” враждебно веет на него всем своим мраком и холодом, когда перед встревоженным воображением грозно встают неизмеримою, неодолимою далью все эти горы, леса, бесконечные степи, которые залегли между тобой и всем дорогим, далеким, потерянным, что так неотступно манит к себе и что в этот час как будто совсем исчезает из виду, рея в сумрачной дали слабым угасающим огоньком умирающей надежды...» Но, разгоревшийся вновь, он вносит в существование человека радостную, жизнеутверждающую ноту, обретает дар языка и чувства: «Вскоре в камельке, широко зиявшем открытою пастью в середине юрты, вспыхнул огонек зажженной мною лучины. К этому огоньку я приставил сухих поленьев смолистой лиственницы, и в несколько мгновений мое жилье изменилось до неузнаваемости. Молчаливая юрта наполнилась вдруг говором и треском. Огонь сотней языков перебегал между поленьями, охватывал их, играл с ними, прыгал, рокотал, шипел и трещал. Что-то яркое, живое, торопливое и неугомонно-болтливое ворвалось в юрту, заглядывая во все ее углы и закоулки».

Но поистине философского масштаба достигает этот символ в рассказе «Огоньки». Здесь привычная деталь ночного зимнего пейзажа и связанный с ней оптический обман превращаются в неожиданный обобщенный образ светлых человеческих идеалов, в манящий призрак счастья, освещающий своими дерзкими сполохами угрюмое и однообразное течение жизни и дразнящий воображение путников: «И долго еще мы плыли по темной, как чернила, реке. Ущелья и скалы выплывали, надвигались и уплывали, оставаясь назади и теряясь, казалось, в бесконечной дали, а огонек все стоял впереди, переливаясь и маня, - все так же близко, и все так же далеко...»

Л-ра: Литература в школе. – 2001. - № 7. – С. 2-9.

От загадочного портрета Дориана Грея до украденного «Щегла» Донны Тартт, мы выбрали 10 интереснейших романов о произведениях искусства.

1. «Портрет Дориана Грея», Оскар Уайльд (1891)

Роман Уайльда о красивом юноше, чей портрет стареет в замкнутой комнате пока он остается молодым, представляет собой чрезвычайно интересное произведение. Когда одурманенный Бэзил Холлуорд рисует портрет прекрасного Дориана Грея, он боится, что вложил в него слишком большую часть своей души. Но именно Дориан, под влиянием обаятельного сенсуалиста лорда Генри, отдал картине часть себя. В то время как портрет стареет, а Дориан нет, он превращается в «человека без души», пытающегося получить впечатления и удовольствия любой ценой. От описания хрупкого, гедонистического мира вечной молодости веет гнилью. Самый остроумный ужастик в истории человечества!

2. «На маяк», Вирджиния Вульф (1927)

Поток рассуждений Вульф о жизни, любви и природе памяти – это также история о неуверенности и борьбе за творчество. Летом, когда многочисленные гости приехали погостить у семейства Рэмзи и их детей, одна гостья, Лили Бриско, начинает рисовать портрет миссис Рэмзи, которая является объектом преклонения ее гостей. Десять лет спустя, после смерти миссис Рэмзи, Лили возвращается и заканчивает картину, в качестве напоминания о семейных поездках на маяк. В процессе она мысленно возвращается в то лето и осознает, что ее обожаемая миссис Рэмзи превращала повседневные моменты в нечто невероятное; она умела «останавливать время», как истинный художник.

3. «Девушка с жемчужной сережкой», Трейси Шевалье (1999)

Эта книга способствовала написанию пьесы, созданию фильма и послужила причиной тысяч отпусков в Гааге. Любуясь картиной Вермеера с таким же названием, Шевалье вдохновила скрытая глубина взгляда натурщицы. Это послужило мотивом для создания истории о Грете, служанке, которая по причине своего интереса к искусству, сближается со своим хозяином, Иоганном Вермеером. Влияние голландского искусства очевидно в блестящей версии Делфта и в изображении любви и потери.

4. «Щегол», Донна Тартт (2013)

Мать Тео Деккера показывает ему ее любимую картину в музее Метрополитен и несколько мгновений спустя ее убивает взрыв. Тео смог выжить и мужчина, находящий при смерти, просит его забрать картину «Щегла» Карела Фабрициуса. Проходят годы, и Тео тайно хранит ее, как символ чистоты и связь со своей матерью. История Тартт о силе одной единственной картины и искусства в целом, написана просто блистательно.

5. «Меня зовут Красный», Орхан Памук (1998)

Яркая, многоголосная история о Стамбуле 16 века, описывает события, связанные с убийством миниатюриста, работающего над таинственной книгой для султана. Но это не обычная детективная история; Памук пытается разобраться в смерти, любви и природе искусства в исламском искусстве. Книга, которую, как и шедевры искусства, можно трактовать по-разному.

6. «Луна и грош», У. Сомерсет Моэм (1919)

Чарльз Стрикленд, биржевой маклер, бросает свою жену и детей, чтобы стать художником в Париже и Таити. Моэм озадачено наблюдает за Стрикленд, за тем, как тот, без малейших угрызений совести, разрушает жизни своих близким. Навеянное жизнью и творчеством Гогена, это произведение изображает художника монстром, движимым полу маниакальной одержимость рисовать несмотря ни на что.

7. «Одержимый», Майкл Фрейн (1999)

Одного взгляда на незнакомую картину в загородном доме своего соседа достаточно, чтобы Мартин Клей поверил, что он нашел неизвестную ранее картину Брейгеля старшего. Его интриги и ожидания становятся все более невероятными, разрушая его жизнь и брак. Внушительное историко-искусствоведческое исследование в форме комедии.

8. «Читающая женщина», Кэти Уорд (2011)

Этот дебютный роман состоит из семи глав, каждая из которых рассказывает об отдельной женщине и ее портрете. В своем произведении Уорд охватывает шесть веков и проявляет себя мастером в создании атмосферы. Это захватывающее произведение, рассказывающее об искусстве, чтении и о том, что означает быть женщиной в разное время, в прошлом, настоящем и будущем.

9. «Дочь времени», Джозефина Тэй (1951)

«Я не могу припомнить, чтобы убийца… выглядел как он». Так говорит Алан Грант, инспектор полиции, оправляясь после операции в больнице, когда друг вручил ему пачку фотографий, чтобы чем-то занять его. Грант считает себя человеком, хорошо разбирающимся в лицах, и его заинтриговало один определенный снимок, и он спрашивает мнение своего доктора, медсестер и посетителей по этому поводу. Когда он понимает, что это портрет Ричарда III, он решает заняться изучением таинственного исчезновения принцев из Башни. Эта несколько нетрадиционная детективная история очень захватывающая. По правде говоря, мы согласны с ним касательно этого портрета.

10. «Гордость и предубеждение», Джейн Остин (1813)

Одна из самых знаменитых историй о любви, «Гордость и предубеждение» не является романом, насыщенным искусством, но именно с картиной связан один из его важнейших моментов. Когда Элизабет Беннет посещает Пемберли (произведение искусства само по себе), ее мнение о мистере Дарси, ухажере, которого она отвергла, начинает меняться. Важный момент наступает, когда она видит его портрет в галерее. «Она простояла несколько мгновений перед картиной, с увлечением рассматривая ее». Возможно, именно в это мгновение она влюбилась, что подтверждает, что искусство может изменить нашу жизнь.

Аргументы из литературы для сочинения по направлению «Искусство и ремесло».

«Искусство и ремесло» аргументы к сочинению:

1. Н.В. Гоголь «Портрет»

   • В повести Н.В. Гоголя «Портрет» главный герой был живописцем, которому не на что было жить. Его одолели долги, ему надоела голодная жизнь, но он ничего не мог поделать. Однако как-то раз он купил картину, которая поразила его своим гипнотическим эффектом. Хмурый и вместе с тем лукавый взгляд изображенного там ростовщика всюду следовал за наблюдателем. Ночью новому владельцу полотна приснился сон, где богач оживает и роняет на пол несколько купюр, пересчитывая деньги. На утро Чартков случайно обнаруживает ассигнации. Теперь у него много денег, но потребности увеличиваются не по дням, а по часам. Тогда художник берется за портреты на заказ, где богатые клиенты требуют от него не творческого подхода, а умения приукрасить действительность в угоду их мещанскому вкусу. Делать нечего, он на все идет ради гонорара! В конце концов, талант пропал, а ему на смену пришло хорошо оплачиваемое ремесло. Живописец осознал перемены, когда увидел на выставке подлинно талантливые работы друга. Он сошел с ума от зависти и решил уничтожить все то, что казалось ему красивым. Таким образом, искусство требует жертв от человека, он должен отдаться творчеству без остатка, иначе его дар превратится в навык, которым отнюдь не боги обжигают горшки.
   • В повести Н.В. Гоголя «Портрет» рассказывается история героя, который нарисовал злосчастную картину. Это мастер своего дела, которому, конечно, нужно было содержать семью. Поэтому он, не думая, взялся за крупный заказ. Один известный своей жестокостью ростовщик хотел перед смертью получить идеальный портрет самого себя. Для этой цели он нанял лучшего живописца. Тот приступил к долгой и сложной работе. Чем дальше он заходил, пытаясь проницательным взглядом проникнуть в душу ростовщика, тем хуже себя чувствовал. Казалось, его порочность оставляет следы от своих когтей в его сознании. Мастер так и не закончил полотно, его обуяли порочные мысли и желания. И вот он решил, что очиститься от скверны ему поможет только жизнь в монастыре. Он ушел в святую обитель и излечился, восстановив мир в душе. Таким образом, искусство может нести не только свет, но и тьму, поэтому каждый творец должен нести ответственность за то, что он делает. Его творческая свобода не должна превращаться во вседозволенность.

2. А.С. Пушкин «Разговор книгопродавца с поэтом»

   А.С.Пушкин в стихотворении «Разговор книгопродавца с поэтом» выразил своё отвращение от необходимости продавать свои творения. В этом произведении поэт представляет две противоположные точки зрения. Книгопродавец – человек деловой, на всё у него есть своя цена, выраженная в денежном эквиваленте. Ему кажется, что писать «стишки» - это обычная профессия, ничем не отличающаяся от работы любого ремесленника. По мнению книгопродавца, главное тут- подогнать свой товар под вкусы нужных людей, чтобы выгодно сбыть товар. Поэт в начале стихотворения горячо спорит с книгопродавцем, рассказывая ему о вдохновении, о свободе творчества. Но книготорговец парирует: «Наш век – торгаш; в сей век железный без денег и свободы нет». Поэт сдаётся, и на смену возвышенных строк приходит пошлая проза: «Вы совершенно правы. Вот вам моя рукопись. Условимся».

3. И.А. Куприн «Тапер»

   В рассказе Куприна «Тапер» изложена незамысловатая история о том, как бедный юноша-пианист, зарабатывал на праздниках в богатых домах и на одном новогоднем празднике встретился со знаменитым композитором, проявившим интерес к его игре и обеспечившим юному таланту блестящее будущее. Проблема искусства и ремесла раскрывается в этом произведении в явном несоответствии ремесла тапера манере игры талантливого музыканта. Слово «тапер» в одном из своих значений называет бесчувственно играющего исполнителя, а Юрий Азагаров играл вдохновенно, воодушевлённо и очень артистично. Такая игра не могла оставить равнодушным никого, поэтому знаменитый Рубинштейн обратил на него своё внимание. Эта проблема решена в рассказе в пользу истинного искусства: сколь бы ни был мал и скромен человек, его заметят, если он вкладывает душу в своё творчество. Именно такой одухотворённостью отличается искусство от ремесла.

4. Л.Н. Толстой «Война и мир»

   Влияние искусства на восприятие мира человеком показано в романе Л. Н. Толстого «Война и мир». Крупно проигравшись в карты, Николай Ростов не знает, как сообщить об этом семье, переживающей финансовые трудности. Но его переживания развеивает пение сестры Наташи. Услышав великолепное исполнение композиции, он успокаивается и понимает несущественность своих душевных терзаний в сравнении с величием искусства.

   Наташа Ростова не только обладала великолепным голосом, но и тонко чувствовала музыку. Восторг у девушки вызывали не только композиции, звучащие на приемах и балах, ей не чуждо было пуститься в пляс под гитару, зазывающую задорными мотивами. Этим автор показывает, что подлинное искусство не подчиняется временам и нравам.

5. А.П. Чехов «Скрипка Ротшильда»

   Гробовщик Яков Иванов подрабатывает скрипачом вместе со своим товарищем евреем Ротшильдом. Второй часто фальшивит, чем раздражает друга. Но сам Яков не относится к музыке серьезно, лишь только после смерти жены, узнав, что и ему осталось жить недолго, играет на скрипке проникновенно, вызывая у окружающих слезы. Гробовщик завещает инструмент другу еврею и умирает. Ротшильд, проникшийся до глубины души услышанной мелодией, воспроизводит ее на подаренной скрипке. Композиция приносит ему славу и признание, становится бессмертной.

6. М.А. Булгаков «Мастер и Маргарита»

   Ремесленничество в сфере искусства ярко показано в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита». Столичные литераторы давно поставили на поток свои произведения, их больше волнует отпуск на даче, путевки в Ялту и пресловутый «квартирный вопрос».

   Отношение Мастера к творчеству совсем иное: роман о Понтие Пилате поглощает его полностью. Чтобы свободно творить писатель снимает небольшой подвальчик на Арбате, на все выигранные в лотерее деньги скупает литературу с нужными для книги сведениями. Когда на роман обрушивается критика, и его не пускают в печать, Мастер чувствует себя опустошенным, сжигает рукописи, а после попадает в психиатрическую лечебницу. Таким образом видим, как истинное творчество подменяется шаблонными произведениями, выполняемыми в угоду власти.

7. А.С. Пушкин «Моцарт и Сальери»

   • Разницу между искусством и ремеслом подсказал нам А.С. Пушкин в произведении «Моцарт и Сальери». Герои всегда состязались в музыке, но первенство неизменно получал Моцарт, хотя его оппонент усерднее готовился и лучше учился. Он часами просиживал, пытаясь выдумать мелодию, что по силе и страсти превзойдет композицию коллеги. Но все напрасно. Гений сочинял шедевр за минуты, не прикладывая, казалось бы, никаких усилий. Тогда отчаявшийся композитор решил расправиться с удачливым соперником и подмешал тому яд. Но талант мертвеца не озарил убийцу, его смерть не помогла Сальери завоевать музыкальный Олимп. Дело было не в Моцарте, а в том, что кому-то свыше суждено проявить непревзойдённое дарование, а другим этого просто не дано. Возможно, они найдут свое призвание, но в другом деле. Таким образом, искусство – это дитя вдохновения, это дар свыше. Оно призвано созидать то, чего раньше не было. А ремесло – это, как правило, коммерческое воспроизведение того, что уже есть. Это не озарение, а рутинный процесс, цель которого – удовлетворение потребностей заказчика. Искусство же всегда направлено в вечность, оно не имеет ориентации на потребителя.
   • Я считаю, что прав бы публицист Ромен Роллан, когда сказал, что «Творить - значит убивать смерть». Пример, подтверждающий эту мысль, можно найти в произведении А.С. Пушкина «Моцарт и Сальери». Главный герой был гением в мире музыки, его творения поражали современников. Мелодии его авторства ознаменовали новую эру в искусстве звука. Однако сам творец прожил недолго, по сюжету книги его отравил коллега, позавидовавший его славе. Забыли ли Моцарта после смерти? Нет. Его музыка победила саму смерть, ведь имя композитора живет до сих пор, а его мелодии поют громогласную песню о том, что их создатель бессмертен.

8. Н.С. Лесков «Левша»

   • В сказе Н.С. Лескова «Левша» описывается непростая судьба творца. Тульский мастер получает важный заказ от самого императора: нужно показать английским умельцам, что русские коллеги лучше. Доставить поручение берется казак Платов. Он же жестоко контролирует деятельность работников. Левша и его команда долго трудились над непосильной задачей, но сделали невероятное достижение: подковали английскую блоху, которой так поразился император. Одна беда: раньше блоха танцевала, а после работы над ней перестала двигаться. Тут рассвирепел Платов, так и не поняв того, что сделали мастера. Он сильно избил Левшу. Но когда при дворе поняли, чего он добился, все единодушно решили отправить умельца в Англию, чтобы похвастаться его работой. За границей одаренного мужчину сразу же оценили по достоинству. Там и жену ему подобрали, и денег обещали, и всяческими почестями задабривали, но он упрямо рвался на родину. В конце концов, сел он на судно и поехал домой. Больше всего хотел он вовремя донести до императора важный секрет: нельзя ружейные дула кирпичной крошкой чистить, оружие портится. Но в родной стране пьяного Левшу бросили умирать, никто не прислушался к его словам, никто не помог ему. Так и умер талантливый человек, которого важные господа всего лишь использовали, но не оценили. Таким образом, судьба редко балует гениев, ведь люди слишком поздно понимают их значимость.
   • В сказе Н.С. Лескова «Левша» рассказывается о жертве, которую искусство требует от того, кто им владеет. При знакомстве с тульским мастером мы обращаем внимание на то, что волосы у него выдраны еще во время обучения. Также мы видим, что он беден и живет очень скромно. Интересен и тот факт, что герой рабски покорен судьбе и не спорит с Платовым, когда тот несправедливо нападает на умельцев. Все это говорит о том, как на самом деле выглядит жизнь настоящего творца. Это не слава и почести, богатство и признание, нет! Это нищета, тяжелый труд, напряженное и трудное постижение тонкостей мастерства. Все это человек должен вытерпеть без ропота. Иначе его дар не получит развития и не станет настоящим талантом. Такова цена таланта!

9. А. Ахматова «Реквием»

   В своем произведении «Реквием» А. Ахматова описывает времена жестких репрессий, когда людей без суда и следствия отправляли в ссылку, не сообщая ничего родным. Матерям и женам месяцами приходилось выстаивает бесконечные очереди, дожидаясь хоть какой-нибудь весточки от сыновей и мужей. Этой поэмой поэтесса бросила вызов сталинскому режиму, за что ее остальные произведения стали запрещенными для печати. Ахматовой пришлось терпеть унижения и страдания за неугодную властям позицию в искусстве.

10. В. Короленко «Слепой музыкант»

    • Петр родился слепым, но обладал хорошим слухом и осязанием. С детства мальчик интересовался игрой конюха Иохима на свирели, сам начал осваивать дудочку, а после и фортепиано. Музыка помогала ему воспринимать и «видеть» мир. Петру пришлось преодолеть много испытаний, чтобы принять себя таким, каким он есть. Но талантливому музыканту удалось добиться признания окружающих и обрести личное счастье.

11. А. Твардовский «Василий Теркин»

    • Простой парень Василий Теркин предстает перед читателем мужественным солдатом и одновременно большим оптимистом. Его задор не раз поднимает боевой дух у сослуживцев. Однажды среди зимы его подбирает проезжающий грузовик с солдатами. Веселый по нраву парень играет им на гармони, от чего бойцам становится теплее, и они пускаются в пляс. Таким образом, музыка помогла людям отвлечься от тяжелых мыслей о происходящем и на время забыть о войне.

Настоящее искусство — это произведение, обладающее общепризнанной художественной значимостью. Чтобы раскрыть это понятие наилучшим образом, Многомудрый Литрекон использует примеры из литературы, которые всегда помогают ему выразить свою мысль. Именно Вам, дорогие читатели, он и посвятил свою очередную подборку.

1. Ф.М. Достоевский, «Бедные люди» . Героиня произведения, Варенька Доброселова, часто переписывается со своим покровителем Макаром Девушкиным и замечает, что он совсем не развит. Если он и читает, то литературу второсортную, лишенную прелести подлинного искусства. Тогда она советует ему книги Н.В. Гоголя и А.С. Пушкина. После этого даже сам читатель видит, как изменился Макар: он стал интереснее писать и глубже чувствовать. Только настоящее творчество может преобразить человека.
2. И.С. Тургенев, «Певцы» . Рассказчик стал свидетелем соревнования певцов в кабаке. Один из них пел чисто и звонко, многие думали, что он одержит победу. Однако второй исполнитель пел хрипло и протяжно, но так проникновенно и тепло, что заставил слушателей прочувствовать каждую ноту. Нет сомнений, что это и есть настоящее искусство — пробудить в публике неподдельные эмоции.
3. Н.А. Некрасов, «Элегия» . Знаменитый поэт не раз затрагивал тему искусства. По его мнению, оно должно быть не сладкоголосым и мягким, а честным и непримиримым. «Я лиру посвятил народу своему» — писал он. Настоящее творчество всегда посвящено людям и служит им, но не интересам отдельного сословия, а всему обществу.
4. Н.В. Гоголь, «Портрет» . Главный герой повести был одаренным живописцем, но алчность и жажда роскоши толкнули его на путь ремесленника: он стал делать картины на заказ. В каждой из них он шел против правды и против себя, делая то, что хотят от него заказчики. В финале он осознал, что потерял талант, ведь настоящее искусство всегда свободно и возвышено, оно не подчиняется мещанскому вкусу толпы.
5. Н.В. Гоголь, «Мертвые души» . В лирических отступлениях рассказчик рассуждает о том, что писатели делятся на два разряда: одни пишут то, что хотят читать люди, а другие — правду. Одни льстят миру и получают его признание, другие становятся жертвами тех, кто не хочет видеть истину и прячется от нее. Настоящим искусством, судя по тону рассуждений, автор считал именно ту литературу, которая содержит правдивую, пусть и критическую пищу для размышлений.
6. А.С. Пушкин, «Евгений Онегин» . Героиня романа отличалась начитанностью и вкусом в выборе литературы. Татьяна все время проводила в размышлениях над книгами и узнала взрослую жизнь еще до полноценного вступления в нее. Поэтому ей и было чуждо легкомыслие Ольги, героиня глубоко чувствовала и полюбила один раз за всю жизнь. Такое богатство внутреннего мира можно объяснить тем, что Татьяна понимала настоящее искусство и черпала в нем мудрость.
7. М.Ю. Лермонтов, «Герой нашего времени» . Григория Печорина необычайно пленил танец Бэлы. Девушка двигалась легко и грациозно, ее движения были безупречно красивы. В них он увидел идеал естественности и простоты, которого тщетно искал в светской жизни. Именно настоящее искусство, ставшее для Григория поводом для влюбленности в незнакомку, способно подарить человеку эстетическое и духовное наслаждение.
8. М.А. Булгаков, «Мастер и Маргарита» . Настоящее искусство всегда нацелено в вечность, оно не считается с настоящим, поэтому его нередко не признают при жизни творца. Подобный пример изобразил Булгаков: Мастера, который написал действительно талантливую вещь, хоронят заживо в сумасшедшем доме. Его не принимают и осуждают лишь за то, что его книга не вписалась в тесные идеологические рамки. Но автор доказывает на этом примере, что подлинное творчество переживет гонения и останется в веках.
9. А.Т. Твардовский, «Василий Теркин» . Чтобы развлечь товарищей, Василий играет на гармони, и нередко именно эти незамысловатые мелодии вдохновляют уставших бойцов и позволяют им вспомнить о доме, о мирных днях и их радостях. Музыка помогает им собраться с силами и сделать чудо, которое мы называем Великой Победой. Это и есть настоящее искусство, которое настраивает людей на хороший лад.
10. 10.А.П. Чехов, «Произведение искусства» . По сюжету рассказа мальчик приносит доктору красивый канделябр в благодарность за помощь. Однако мужчина совестится оставить вещь у себя: она красива и изящна, но ножка подсвечника была сделана в виде обнаженных женщин. Герой боится, что люди, бывающие у него, плохо о нем подумают. Точно также от этого подарка отказываются все его знакомые. Так автор показал, что люди не всегда могут понять настоящее искусство, которое выбивается из рамок обыденности и пугает обывателя.

Живопись – одна из форм искусства, при этом форма яркая и зримая. Мир живописных образов, мир художников, создающих нетленные произведения, издавна привлекал писателей. К теме искусства, к теме предназначения художника обращались в разных странах в разные исторические эпохи. Каждый писатель вносил в эту тему что-то свое, глубоко прочувствованное, но было и общее, что объединяет столь разных писателей, как Н. В. Гоголь, Э. По, О. Уайльд, И. Шмелев. В своей работе я постараюсь найти ответ на вопрос, как понимается тема творчества и предназначения художника в мировой литературе.

Итак, начнем с повести Н. В. Гоголя «Портрет», опубликованной в 1835 году. Это произведение состоит из двух частей, каждая из которых рассказывает о судьбе двух художников. В первой речь идет о молодом, талантливом и почти нищем художнике Чарткове, который находит в одной из антикварных лавок портрет ростовщика, портрет, потрясший его своим искусством. Этот портрет в конечном итоге и погубит Чарткова.

Во второй части повести Н. В. Гоголь рассказывает о судьбе безымянного художника, некогда создавшего тот страшный портрет, олицетворение зла. Раскаявшись в том, что впустил в мир зло через этот портрет, художник уходит в монастырь и, после долгих лет самоотречения и затворничества, пишет другую картину, полную гармонии и света.

О чем размышляет писатель в этом произведении? Всякое зло имеет последствие. Кто-то совершил плохой поступок, и неясно еще, сколько людей потом будет расплачиваться за это, сколько судеб заденет одно-единственное проявление зла, может быть, не такое уж и страшное на вид.

Вспомним портрет ростовщика: "В картине художника, точно, есть много таланта, но нет святости в лицах; есть даже, напротив того, что-то демонское в глазах, как будто бы рукою художника водило нечистое чувство". Художник дал возможность злу существовать через этот портрет. Образ антихриста, показанный Гоголем в ростовщике, проник в мир через чужую слабость. Хотя и началось-то все с сюжета, который захотел нарисовать художник: ему надо было изобразить на картине духа тьмы. И вдруг странный ростовщик, о котором и так ходила по городу дурная слава, сам приходит с просьбой о портрете. "Чего лучше?- пытается художник найти себе оправдание, - он сам просится в дьяволы ко мне на картину". Ростовщик и правда подходил: "Чем более усиливалось сходство, тем более чувствовал художник какое-то тягостное, тревожное чувство, непонятное себе самому". Художника поражают глаза ростовщика, их чудовищное, демоническое начало. "Прежде всего занялся он отделкою глаз. В этих глазах столько было силы, что казалось, нельзя бы и помыслить предать их точно, как были в натуре. Однако же во что бы то ни стало он решил доискаться в них последней мелкой черты и оттенка, постигнуть их тайну". Но душа художника противится тлетворному влиянию зла, день ото дня ему все труднее становится писать портрет: "Наконец уже не мог он более выносить, он чувствовал, что эти глаза вонзались ему в душу и производили тревогу непостижимую".

Художник, объятый страхом, не заканчивает портрет, а ростовщик вскоре умирает. Гоголь показывает, какое зло может нести с собой живая натура, сколько зла может быть заключено в чьей-то жизни. Встает другой вопрос: если главная цель искусства - сделать образ живым, запечатлеть в произведении саму жизнь, то почему порой излишняя живость натуры не приводит ни к чему хорошему? На это отвечает сам художник, рисовавший ростовщика: «Я с отвращением писал его, я не чувствовал в то время никакой любви к своей работе. Насильно хотел покорить себя и бездушно, заглушив все, быть верным природе. Это не было созданье искусства, и потому чувства, которые объемлют всех при взгляде на него, суть уже мятежные чувства, тревожные чувства, - не чувства художника, ибо художник и в тревоге дышит покоем».

Художник продолжает работать, как вдруг понимает, что в нем проснулось внезапное чувство зависти к его ученику, работы которого пользуются большим вниманием в кругу любителей и знатоков. "Наконец, к довершенью досады, узнает художник, что ученику его предложили написать картину для вновь отстроенной богатой церкви. Это его взорвало. "Нет, не дам же молокососу восторжествовать! - говорит он. - Рано, брат, вздумал стариков сажать в грязь! Еще, слава Богу, есть у меня силы. Вот мы увидим, кто кого скорее посадит в грязь". Не гнушаясь разными интригами и происками, он добивается, чтобы на картину был объявлен конкурс. Но все равно побеждает ученик. "В картине художника, точно, есть много таланта, - сказала одна духовная особа, - но нет святости в лицах; есть даже, напротив того, что-то демонское в глазах, как будто бы рукою художника водило нечистое чувство" Художник раскаивается в своем поступке и уходит в монастырь, чтобы очиститься и написать там свое лучшее произведение. "Нет, - говорит он, - это Бог наказал меня; картина моя поделом понесла посрамленье. Она была замышлена с тем, чтобы погубить брата. Демонское чувство зависти водило моею рукою, демонское чувство должно было отразиться в ней". Зло ищет лазейки, червоточинки в человеческих душах, чтобы погубить их, но все равно не может победить, потому что прекрасное и чистое еще живет. "И во сколько раз, - говорит Гоголь словами художника, - торжественный покой выше всякого волненья мирского; во сколько раз творенье выше разрушенья; во сколько раз ангел одной только чистой невинностью светлой души своей выше всех несметных сил и гордых страстей сатаны!".

История Чарткова была иной. Купив странный портрет в лавке, он находит в нем сверток с тысячью червонцев внутри. "И как взглянул он ещё раз на золото, не то заговорили в нем двадцать два года и горячая юность. Теперь в его власти было все то, на что он глядел доселе завистливыми глазами, чем любовался издали, глотая слюнки. Ух, как в нем забилось ретивое, когда он только подумал о том!". Чарткова погубила его страсть к деньгам. Скорее, не страсть - её как таковой не было, а обычная жадность. И молодой художник оказался слишком слаб, чтобы противостоять соблазнам.

Его работы превращаются в штампы, твердо заученные, он покупает свою славу, а не зарабатывает. А назад дороги нет - слишком поздно возвращаться, когда тебя уже заключили в рамки и превратили в машину. Вспомним первых заказчиков Чарткова. Некая дама приходит к нему с просьбой нарисовать ее дочку: «На Lise сейчас платье; я бы, признаюсь, не хотела, чтобы она была в платье, к которому мы так привыкли; я бы хотела, чтоб она была одета просто и сидела бы в тени зелени, в виду каких-нибудь полей, чтобы стада вдали или рощачтобы незаметно было, что она едет куда-нибудь на бал или модный вечер. Наши балы так убивают душу, так умерщвляют остатки чувств». Как смешно выглядят эти дамы, ставшие уже, как говорит Гоголь, "восковыми" от балов и вечеринок, уже не знающие, как бы развлечь себя! «Простоты, простоты чтобы было больше!»- капризно требует дама, уставшая от всего на свете. Чартков пытается написать ее дочку такой, какая она есть: с голубоватым оттенком лица, с желтизной, прыщиком на лбу. «Ах, зачем это? Это не нужноУ вас тоже. Вот, в некоторых местахКак будто бы несколько желто и вот здесь совершенно как темные пятнышкиLise только сегодня немножко не расположена, а желтизны в ней никакой не бывает, и лицо ее поражает особенно свежестью краски», - говорит дама, уязвленная правдивым рисунком. Чартков идет на поводу у своих заказчиков, становится рабом их прихоти. Богатство и пресыщение растлевают его душу.

Грех убивает талант, умаляет его, страсти уничтожают. Стоит погасить едва разгоревшееся пламя, и его уже не вернешь, как ни пытайся, да и озарение приходит слишком поздно. "С его очей вдруг слетела повязка, - пишет Гоголь про Чарткова, понявшего, что он потерял свой талант безвозвратно. - Боже! И погубить так безжалостно лучшие годы своей юности; истребить, погасить искру огня, может быть теплившегося в груди, может быть развившегося теперь в величии и красоте, может быть также исторгнувшего бы слезы умиления и благодарности! И погубить это, погубить без всякой жалости! Пот усилия проступил на лице; весь обратился он в одно желание и загорелся одной мыслию: ему хотелось изобразить отпадшего ангела. Но, увы! Фигуры его, позы его, группы, мысли ложились принужденно и несвязно".

Пытаясь вернуть талант, Чартков принимается за работу, он надеется, что в нем осталась хотя бы крупица дара. Он запирается в кабинете и не выходит оттуда несколько дней, но напрасно: талант ушел, а рука выводит лишь привычные, затверженные линии. Чартков начинает скупать гениальные произведения искусства за сумасшедшие деньги и уничтожает их, движимый завистью. Наконец, он сходит с ума и умирает в полной нищете.

Чарткова, разумеется, прельстили возможности, открывшиеся для него после находки в раме тысячи червонцев. Лишенный до этого богатства, он быстро перешел от маленьких желаний обеспечить себе хотя бы нормальные условия для работы к роскошной одежде, помадам, духам и полному пресыщению и деградации. Да, это было абсолютно естественное желание, присущее каждому из нас. Но кто-то остановился и смог противостоять соблазнам, а кто-то идет на поводу у своих страстей и желаний. «Смотри, брат, - говорит Чарткову его профессор, - у тебя есть талант; грешно будет, если ты его погубишь. Смотри, чтобы из тебя не вышел модный живописец. У тебя и теперь уже что-то начинают слишком бойко кричать краски. Смотри, как раз попадешь в английский родОно заманчиво, можно пуститься писать модные картинки, портретики за деньги. Да ведь на этом губится, а не развертывается талант. Терпи. Твое от тебя не уйдет». Но Чартков оказался слишком слабым. Он уничтожил свою душу грехами, убил свой талант и зря растратил жизнь.

Художник, показанный нам во второй части "Портрета", соприкоснулся в своем искусстве с самой сущностью дьявола, но он смог очиститься после долгого покаяния и пребывания в монастыре. Он вымолил прощения у своего ученика, которому завидовал, и усовершенствовал свой талант. Картина художника, которую он, словно во искупление, написал после долгих лет самоотречения, молитвы и поста, была прекрасна. Она стала венцом его творчества и, наконец, прямой противоположностью той дьявольской сущности, что была отражена в портрете ростовщика. "Все были поражены необыкновенной святостью фигур. Чувство божественного смиренья и кротости в лице Пречистой Матери, склонившейся над Младенцем, глубокий разум в очах божественного Младенца, как будто уже что-то прозревающих вдали, торжественное молчанье пораженных божественным чудом царей, повергнувшихся к ногам его, и, наконец, святая, невыразимая тишина, обнимающая всю картину, - все это предстало в такой согласной силе и могуществе красоты, что впечатленье было магическое. »

Сам настоятель, умиленный, говорит художнику: "Нет, нельзя человеку с помощью одного человеческого искусства произвести такую картину: святая, высшая сила водила твоею кистью, и благословенье небес почило на труде твоем". Очистившийся, освободившийся от сил зла художник изменился не только внутренне, но и внешне. Его сын ждет увидеть перед собой дряхлого старика, а видит старца, который словно светится изнутри чудесным светом: "Я уже несколько наслышался о суровой святости его жизни и заранее воображал встретить черствую наружность отшельника, чуждого всему в мире кроме своей молитвы, изнуренного, высохшего от вечного поста и бденья. - говорит сын. - Но как же я изумился, когда предстал передо мною прекрасный. Почти божественный старец! Его лицо сияло светлостью небесного веселия. Белая, как снег, борода и тонкие, почти воздушные волосы такого же серебристого цвета рассыпались картинно по груди и по складкам его черной рясы и падали до самого вервия, которым опоясывалась его убогая монашеская одежда".

Гоголь говорит о том, как искусство может нести в мир добро или зло, о том, какую огромную силу может иметь произведение, сколько судеб способно поломать злое и сколько хорошего может сделать доброе. Зло, когда-то впущенное безымянным художником в мир, продолжает свой путь: погубив Чарткова, портрет таинственно исчезает. Где и когда он появится вновь? Сможет ли его новый владелец противостоять соблазну?.

Итак, рано или поздно приходится выбирать, куда идти, приходится выбирать между талантом и своими страстями и желаниями. Те, кто выбирают свои амбиции, будут наказаны, потому что впустую растратили себя и потеряли драгоценный алмаз, данный Богом. Но как вознаграждены будут те, кто сохранил его и развил!

"Чистое, непорочное, как невеста, стояло пред ним произведение художника. Скромно, божественно, невинно и просто, как гений, возносилось оно над всем. Казалось, небесные фигуры, изумленные столькими устремленными на них взорами, стыдливо опустили прекрасные ресницы. С чувством невольного изумления созерцали знатоки новую, невиданную кисть. Видно было, как все извлеченное из внешнего мира художник заключил сперва себе в душу и уже оттуда, из душевного родника, устремил его одной согласной, торжественной песнью.

Почти невозможно было выразить той необыкновенной тишины, которою невольно были объяты все, вперившие глаза на картину, - ни шелеста, ни звука; а картина между тем ежеминутно казалась выше и выше; светлей и чудесней отделялась от всего и вся превратилась, наконец, в один миг, плод налетевшей с небес на художника мысли, миг, к которому вся жизнь человеческая есть одно только приготовление!".

С точки зрения писателя, художник в ответе за свое произведение, в ответе за то, что несет в мир его творчество. Как сказал Пушкин, "гений и злодейство - две вещи несовместные".

Гоголь говорит нам о том, что настоящий талант надо сохранить и вырастить. Как легко потерять его, променять на бездарную глупость! Нам кажется, что есть пути легкие и тяжелые, но это не так: нет того пути, где в конце не было бы расплаты. "Кто заключил в себе талант, тот чище всех должен быть душою. Другому проститься многое. Но ему не простится. Человеку, который вышел из дома в светлой праздничной одежде, стоит только быть обрызгнуту одним пятном грязи из-под колеса, и уже весь народ обступил его, и указывает на него пальцем, и толкует об его неряшестве, тогда как тот же народ и не замечет множества пятен на других проходящих, одетых в будничные одежды. Ибо на будничных одеждах не замечаются пятна".

Написанную несколькими годами позже, в другой стране, в другой реальности новеллу Эдгара Аллана По «В смерти – жизнь» роднит с гоголевской повестью «Портрет» попытка ответить на вопрос, в чем смысл и предназначение искусства. Сюжет новеллы прост: герой, заболевший лихорадкой в Аппенинах вследствие ранения, останавливается в покинутом хозяевами замке, решив жить в нем до полнейшего выздоровления. В комнате, где он расположился, висит много картин и портретов, описание которых он находит в тетради, лежащей на подушке.

Рассматривая полотна, герой новеллы находит там картину, поразившую его до крайности: "Передо мной, как я уже сказал, был портрет юной девушки - голова и плечи, написанные, как это называют художники, "виньеткой", наподобие излюбленных головок Сюлли. Плечи, грудь, даже сияющий ореол волос как бы растворялись в смутной и в то же время глубокой тени фона". Девушка, вне всяких сомнений, была очень красива, но другое поражало в ней: "Как я понял, волшебство заключалось в необычайно живом выражении, которым я был сперва изумлен, а под конец и смущен, и подавлен, и испуган". Рассказчику кажется, будто девушка совсем живая, он даже принимает её сперва за голову живой девушки. Заинтересованный, он принимается читать историю портрета.

Художник, его нарисовавший, был мужем юной женщины, изображенной на картине. "Он, пылкий, неутомимый и суровый, уже обвенчан был со своим Искусством; она - дева редкостной красоты, столь же прелестная, сколь исполненная веселья, вся - лучезарность и улыбка, резвая, как молодая лань; ко всему на свете питала она любовь и нежность, и ненавистна ей была лишь ее соперница - Живопись, ужасали ее лишь палитра и кисти и иные злосчастные орудия, ради которых ее покидал возлюбленный". Живопись не представлялось жене художника чем-то прекрасным и чудесным. Для нее живопись была лишь соперницей, она ничего в ней не только не понимала, но и не старалась понять. Искусство представлялось юной красавице чем-то ужасным и непонятным, самоотречение мужа пугало ее, а не восхищало.

И вот художник решает писать портрет своей жены. Она, словно предвидя свою кончину, боится портрета. "Ужасно ей было слышать, что художник заговорил о своем желании написать портрет даже с неё, молодой жены своей. Но она смиренно покорилась и многие недели кротко сидела в высокой башне, в темной комнате, где лишь с потолка сочился дневной свет, в лучах которого белел натянутый холст". Опасения молодой женщины не были напрасными. Искусство в этой новелле По отнимает жизнь. Оно представляется нам беспощадным и жестоким, требующим жертв и самоотречения от тех, кто служит ему и кто связан с ним. Башня описывается мрачно, словно из нее уже не будет выхода; встают пред глазами, как живые, глухие стены, тяжелый воздух и вечный полусумрак, когда читаешь эти строки: "Он не желал видеть, что в призрачном свете, едва проникавшем в одинокую башню, блекнет цветущий румянец и тускнеет еще недавно искрившийся весельем взор его молодой жены, которая таяла на глазах у всех, незаметно для него лишь одного". Но молодая женщина, лучезарная, жизнелюбивая, терпела, ни на что не жалуясь, терпела, потому что любила художника и не хотела отвлекать его от картины, видя, что он «черпает в своем труде жгучую, всесожигающую радость». И потому она отдавала портрету каплю за каплей свою жизнь, свою молодость и любовь. Портрет, бесспорно, стал лучшим из того, что написал художник. Но какой ценой? На мой взгляд, его невнимание к жене было жестоким и бессердечным. Без нее у художника получилась бы самая заурядная работа, ведь искусство он любил намного больше жены. Мне думается, он вообще не любил свою жену, раз он убил ее, принёс в жертву искусству. "И он не желал видеть, что краски, которые наносил он на холст, он отнимал у той, которая сидела пред ним и становилась час от часу бледней и прозрачнее". Она отдала свою жизнь художнику ради лучшего его творения: "Когда оставалось лишь наложить последний мазок на уста и в последний раз едва тронуть кистью очи, снова встрепенулся дух прекрасной дамы, точно огонек угасающего светильника. И тогда наложен был мазок, и кончик кисти едва коснулся очей на холсте; и на миг художник застыл в восхищении перед тем, что он создал; но в следующее мгновенье, все еще не сводя глаз с портрета, он затрепетал и весь побледнел, вскричал, объятый ужасом: "Да ведь это сама жизнь!". Весь свет, вся чистота и добро, красота и лучезарность, вся жизнь, заключенная в юной женщине, были переданы портрету.

«Но разве это - смерть?» - сказал художник. Да, он прав, это не смерть. Девушка жива: она живет в портрете, созданном художником. С точки зрения писателя, истинное искусство всегда требует жертвы, подлинное произведение может быть создано только любовью на грани самоотречения. Позиция Эдгара По жестока: вопрошение правды жизни и ее красоты может потребовать от художника отказа и от жизни, и от красоты.

По-другому подходит к теме искусства Оскар Уайльд в романе "Портрет Дориана Грея", опубликованном в 1890 году.

В своем романе Уайльд рассказывает нам о судьбе богатого, прекрасного юноши Дориана Грея. Бэзил Холлуорд, художник, друг Дориана, решает написать его портрет. Во время одного из сеансов он знакомит Грея со своим приятелем лордом Генри, который решает, подружившись с Дорианом, влиять на него. В романе на самом деле два художника. Один из них – Бэзил, любующийся красотой молодого Грея, - пишет портрет юноши, воспевающий эту совершенную красоту. Второй – лорд Генри – создает другой портрет, портрет человека, которого надо освободить от груза морали, от угрызений совести. Создаваемые двумя художниками портреты будут бороться, соперничать в романе. Чем сильнее будут овладевать душою Дориана идеи сэра Генри, тем безобразнее будет портрет, написанный Бэзилом. "Я чувствую, - говорит Грей лорду Генри, - в ваших рассуждениях что-то не так - только вот что, я не знаю". "Дориан смутно сознавал, - пишет Уайльд, - что под влиянием только что услышанного в нем пробуждаются какие-то совершенно новые мысли и чувства, но в то же время ему казалось, что они зародились в нем независимо ни от кого. Сказанные другом Бэзила слова задели в Дориане тайную струнку, которой до этого никто не касался, и у него было ощущение, словно она туго натянулась и как-то странно, толчками, вибрирует".

Лорд Генри говорит Дориану, что его молодость и красота – единственное, что стоит хранить в жизнь и чем стоит дорожить: «Когда пройдет ваша молодость, вы вдруг обнаружите, что время триумфов и побед для вас миновало, и вам придется довольствоваться победами столь жалкими, что они вам покажутся горше былых поражений».

Лорд Генри, беседуя с юношей, своими теориями изменяет его жизнь в корне. Уоттон - человек по сути циничный и жестокий - просто забавляется, глядя на Дориана. Последний для него подобен подопытному кролику. Но Дориан и не противится знакомству, а, напротив, всячески его поддерживает, т. к. с лордом Генри Грею легко и интересно общаться. Ему, человеку живому и яркому, не очень нравился несколько консервативный и довольно замкнутый характер художника. Тем более что Бэзил был влюблен в гармонию чистой, открытой души с красотой и природным обаянием Дориана, он восхищался им и даже немного боготворил его, а Дориана такое поклонение совсем не устраивало, хоть и льстило.

Душа Дориана была для Генри как чистый лист, на котором можно написать все, что угодно. Юноша был для лорда игрушкой. Генри не задумывался о последствиях - ведь это противоречило бы философии его жизни, гедонизму. Он не учел лишь, что и сам, постепенно деградируя, превратится в животное под влиянием своих же собственных парадоксальных теорий. Лорд Генри внушил Дориану, что молодость - единственное бесценное сокровище на земле, что только это важно. В Дориане, который прежде просто жил, не замечая своего счастья и считая счастье само собой разумеющимся, проснулась алчность и желание во что бы то ни стало сохранить все сокровища, данные ему судьбой.

Лорд Генри говорит: "Если бы каждый из нас жил по-настоящему полной жизнью, давая выход всем своим чувствам, не стесняясь выражать все свои мысли и доводя до реального воплощения все свои мечты, - человечество снова узнало бы, что такое радость бытия, была бы забыта мрачная эпоха Средневековья, и мы вернулись бы к идеалам эллинизма, а, быть может, и к чему-то еще более прекрасному и совершенному. Но нынче даже самые смелые из нас не отваживаются быть самими собой. Самоотречение, этот трагический пережиток, дошедший до нас с тех давних времен, когда первобытные люди занимались членовредительством, всем нам порядочно омрачает жизнь".

В этом мнении есть доля правды, но, следуя подобным мыслям, человек превратился бы в растение. Если бы малейшее наше желание стало беспрекословно исполняться, то мы бы стали ничем, наша душа умерла бы, не получая для себя никакой пищи, растрачивая себя на пустое самовыражение, тем самым опустошаясь все больше. Кроме того, наше благополучие было бы построено на чужом горе и труде, ведь чтобы пожать, надо сначала посеять. Да и что толку душе самовыражаться, если это никому не нужно? И если выражать нечего, что еще хуже?

Самовыражение, конечно, необходимо, но сначала надо что-то вырастить в душе. А как сделать это без самоотречения, без жертвы? Пока что иного пути нет

Прекрасный, обеспеченный во всех отношениях, Дориан убивает свою возлюбленную, косвенно является причиной гибели ее брата, убивает художника, желающего спасти его, и по его вине гибнет еще один его друг, химик. И убивает он не только физически, но и морально. Не правда ли, внешность обманчива? Да, Красота - величайшее чудо, это неоспоримо, но это лишь пустая маска, если через нее в мир идет зло. Но ведь придет же время, когда маску надо будет снять - и какое тогда лицо явится миру? "Войдя в комнату, они увидели на стене великолепный портрет своего хозяина, во всем блеске его дивной молодости и красоты. А на полу, с ножом в груди, лежал незнакомец во фраке. Лицо у него было морщинистое, увядшее и отталкивающее. И только по перстням на руках слугам удалось узнать Дориана Грея". Герой повести потерял все: способность любить людей, любить жизнь и даже самого себя.

Но ведь и он когда-то был не лишен чувства прекрасного, достаточно вспомнить, как он говорит о своей возлюбленной: "Представьте себе девушку, которой едва минуло семнадцать лет, с нежным, как цветок, лицом, с маленькой греческой головой, украшенной заплетенными и уложенными в кольца темно-каштановыми волосами, с фиолетовыми, точно лесные озера, исполненными страсти глазами, с губами, подобными лепесткам роз. А что за голос! Никогда раньше мне не приходилось слышать такого голоса! Вначале он звучал очень тихо; его сочный, глубокий тон и проникновенные интонации создавали иллюзию, будто девушка обращается к каждому зрителю в отдельности. Потом он стал громче, напоминая флейту или звучащий где-то вдали гобой. А во время сцены в саду в нем послышался трепетный восторг, подобный тому, которым перед наступлением рассвета наполняется пение соловья. Ну а дальше, по мере накала эмоций, были такие моменты, когда он поднимался до исступленной страстности скрипки". Дориан Грей действительно любил Сибиллу Вейн, правда, её саму, такую, какая она есть, он любил где-то в глубине души, а в общем-то он больше восхищался сочетанием красоты и гениальности в этой девушке. Он не так часто говорит о любви, сколько повторяет: " Ах, Гарри, я боготворю ее". "Сегодня вечером она Имоджена, а завтра будет Джульеттой, - говорит Дориан.

«- А когда же она Сибилла Вейн?

Боюсь, никогда. Поймите, в ней живут все великие героини мира! Она бесконечно многолика. Вы смеетесь? Я говорю вам: она - гений".

Да, он любит её, в этом нет сомнений. Но что чему уступает: восхищение любви или любовь восхищению? Мне кажется, второе. Дориан сам подтверждает это словами: "Я хотел бы поставить её на золотой пьедестал, чтобы видеть, как весь мир боготворит женщину, принадлежащую мне".

Конечно, любовь здесь уступает не только восхищению, но и гораздо более собственническому чувству. Но вспомним еще одно откровение Дориана: "Когда Сибилла со мной, я стыжусь всего того, чему вы, Гарри, научили меня; я становлюсь совершенно иным. Да. при одном прикосновении её руки я забываю и о вас, и о ваших парадоксальных, восхитительных, отравляющих, завораживающих теориях". Любовь все-таки могла бы излечить Дориана от влияния порочных теорий лорда Генри, но сама любовь Дориана уже отравлена ими и превратилась наполовину в пустое восхищение. Это же и убило чувство, когда Сибилла потеряла свой талант. "Нет, - восклицает Дориан. - сегодня она холодна и бездушна. Но Боже, как она изменилась! Еще вчера она была великой актрисой. Сегодня же она - сама заурядность.

Нельзя так говорить о той, что любишь, Дориан. Любовь выше искусства, - отвечает Холлуорд".

Дориан, говоря о Сибилле с разочарованием, больше думает о самом себе: что он потерял, как ему было больно смотреть на ее бездарную игру. "Раньше вы поражали мое воображение, - говорит он Сибилле, - а теперь даже не пробуждаете любопытства. Я полюбил вас, потому что вы так чудесно играли, потому что я видел в вас огромный талант, потому что вы воплощали в жизнь мечты великих поэтов, облекая в живую, реальную форму бесплотные образы искусства. Теперь вы не способны на это. О Боже, каким безумием была моя любовь к вам! Сейчас вы для меня ничто. Нет, мне невыносимо даже думать о этом! Лучше бы я вас никогда не знал! Вы уничтожили самое прекрасное в моей жизни. Как же мало вы знаете о любви, если можете говорить, что она в вас убила актрису! Да ведь без вашего искусства вы - ничто! Я мог бы сделать вас великой, блистательной. Знаменитой. Весь мир преклонялся бы пред вами и вы носили бы мое имя".

Он думает только о себе. Но разве можно назвать любовь любовью, если человек знает ответ на вопрос: почему любишь и за что? А Дориан восклицает: "Как же мало вы знаете о любви, если можете говорить, что она убила в вас актрису!". Дориан не любил саму Сибиллу, такую, какая она есть. Он любил ее талант, он гордился, что такая гениальная девушка будет принадлежать ему и только ему, и его гордость называла это любовью.

По-настоящему любила только сама Сибилла. "Пришли вы, мой любимый, - говорит она, - и освободили мою душу из плена. Вы мне показали настоящую жизнь. У меня словно открылись глаза. Я увидела всю мишурность, фальшь и нелепость того бутафорского мира, который окружает меня на сцене. И слова, которые я произносила, - не настоящие, не мои слова, не то, что мне хотелось бы говорить. Благодаря вам я узнала, что жизнь богаче и выше искусства. Я узнала любовь не искусственную, а настоящую. Искусство - лишь ее бледное отражение. Мне надоело жить среди теней. Вы мне дороже, чем все искусство мира. Я слышала шиканье в зале - и улыбалась. Что они знаю о такой любви, как наша? Я могла изображать на сцене любовь, которой, которой не знала, но теперь, когда любовь сжигает меня, как огонь, я не могу больше этого делать". Конечно, раз потеряв талант, его уже не вернешь, но ведь любовь Сибиллы была подлинной, а не наигранной. Вряд ли потом она могла бы играть на сцене так же, хотя и хочется в это верить. Но любовь выше искусства, а значит, Сибилла не смогла бы играть так, как прежде, ведь это было бы лишь бледным подобием ее новых чувств. И ее новый дар уже нельзя было бы назвать просто "талантом".

А между тем Дориан, благополучно пережив потерю Сибиллы, продолжает дружить с лордом Генри, выслушивая его теории, несмотря на многочисленные, данные им себе же самому, обещания.

И вот приходит первая расплата за совершенное. «В слабом свете, проникавшем сквозь светло-кремовые шторы, лицо на портрете показалось ему неуловимо изменившимся. Выражение лица было каким-то иным, - в линии рта появилась складка жесткости. Что за нелепость!»

Изменения, происходящие с портретом, заставляют Дориана задуматься. "Портрет научил его любить его собственную красоту - так неужели теперь он заставит его возненавидеть свою душу?". Мне кажется, здесь скорее говорит эстетическое начало Дориана. Если бы с портретом не начали происходить роковые изменения, то вряд ли бы он задумался над тем, что поступил с Сибиллой Вейн абсолютно бесчеловечно. И одной из главных причин его порыва покаяться пред ней и загладить свою вину было желание, чтобы портрет стал таким же красивым и совершенным, каким был. Но все же в Дориане есть совесть, есть способность чувствовать свою вину и есть раскаяние.

"Совесть - божественное начало в человеке". Действительно, это словно способность нашего организма осязать, чувствовать холод или тепло вокруг. Другие создания не имеют этой возможности. А в наших душах она уже есть, мы видим и чувствуем, где добро, а где зло.

"Портрет станет для него наглядным индикатором совести - даже если изображение прекратит изменяться. Утешало его лишь одно: портрет помог ему осознать, как несправедлив, как жесток был он с Сибиллой Вейн". Как только Дориан оказывается один, он, размышляя над своим поступком, понимает, что был неправ, но находясь рядом с лордом Генри, опять предается юношескому эгоизму и забывает Сибиллу, как будто бы ничего и не было.

Дориан начинает вести жизнь грязную и порочную. Он не может остановиться, ему сперва даже нравится смотреть на то, каким уродливым становится портрет день ото дня, но однажды он всё же ужасается содеянному.

Грей решает исправиться и начать новую жизнь, чтобы портрет наконец стал прежним, прекрасным, как и был. Но попытки его оказываются тщетными, Дориан понимает, что его самоотречение было пустым, а на настоящее раскаяние он не способен.

Не в силах больше выносить портрета, Дориан решает избавиться от него. Но, пронзая ножом портрет, он пронзил и свою душу, свою совесть.

В комнате находят лишь прекрасный, как и прежде, портрет Дориана, и лежащего на полу безобразногог старика с ножом в груди.

По сути, Грей продал дьяволу свою душу взамен на молодость, в результате потеряв и то, и другое. Дориан кидается из крайности в крайность, его увлечения (ткани, камни, яды) нескончаемы, а юноша все не может найти покоя, все больше погрязая в разврате и грехе. Самая первая сцена, где знакомятся Дориан и лорд Генри, напомнила мне сюжет из Библии, где змей искушает Адама и Еву. Бэзил, словно Бог, защищает Дориана от зла. Потом, когда душа Дориана уже изменится до неузнаваемости, художник придет, чтобы спасти того, и сам, словно Христос, погибнет от руки Грея.

Мне кажется, в этом произведении основную роль играет не искусство как таковое. По сути, чем можно объяснить странное существование души в портрете? Да, Грей сам просил, чтобы его портрет старел вместо него, но можно ли назвать изменения, происходящие с портретом, старением? Говорят, когда Бог хочет наказать, он исполняет желания. Вот и желание Дориана Грея - чтобы портрет старился вместо него - было исполнено. Но виноват ли во всем сам Дориан? Конечно, лорд Генри повлиял на него очень сильно, но шанс вернуться назад, шанс выбрать между пороком и добродетелью у Грея был всегда.

Уайльд говорит нам о том, что искусство может и должно быть совестливым, что настоящее творение несет с собой способность покарать или направить. И хотя писатель утверждает, что всякое искусство бесполезно, но об этом ли говорит его роман? Здесь искусство несет возмездие, кару: Дориан теряет всё, он превращается в животное: «Ах, если бы я мог кого-нибудь полюбить! – восклицает он. – Но, кажется, я утратил эту способность и даже разучился этого хотеть». Жизнь и искусство, которое отражает ее, тесно связаны: порок, побеждающий в душе человека, способен убивать искусство. Одна из главных мыслей романа – мысль об ответственности творца, художника. Ведь Бэзил не разглядел в Дориане Грее то, что увидел, почувствовал сэр Генри: духовную слабость, эгоистичность, склонность к самолюбованию. Именно за это Бэзил и наказан в конце романа. Порок и искусство не соединимы. Не существует красоты, совершенства, гармонии в искусстве без морали, души. Такова, мне кажется, основная мысль этого романа.

Написанная И. С Шмелевым в конце 1918 года повесть «Неупиваемая Чаша» затрагивает проблему предназначения художника, вообще – роли искусства в жизни людей. Сюжет "Неупиваемой Чаши" напоминает немного житие – житие праведника,. Странно сочетаются чистые, нежные воспоминания и чувства, идущие вместе с Ильей через всю повесть, и необыкновенная, светлая грусть, которой наполнена история. Когда читаешь, представляешь себе всё описанное словно в легкой дымке, залитым ярким светом. И образы молодой барыни Анастасии Ляпуновой, художника Ильи, старенького иконописца Арефия - такие трогательно светлые и чистые

И. С. Шмелев рассказывает о судьбе Ильи, единственного сына крепостного дворового человека, маляра: «Жил он на скотном дворе, с телятами. Без всякого досмотра, - у Божья глаза. Топтали его свиньи и лягали телята; бык раз поддел под рубаху рогом и метнул в крапиву, но божий глаз сохранял». Необыкновенное присутствие Бога рядом с Ильей продолжается всю повесть: чудесные глаза на небе, сны, иконы

Мне кажется, вся эта связь жизни Ильи с Богом, его вера, начались с его первого посещения монастыря и с встречи с монахиней, когда «положил Господь на весы правды своей слезы рабов и покарал тирана напрасной смертью». Илья запоминает тот монастырь на всю жизнь, как и молитву старухи-монахини.

Когда при новом барине по весне в монастыре стали подновлять собор, отца Ильи посылают туда работать. Илья выпрашивает у барина позволения поехать и ему.

«Радостно трудился в монастыре Илья. Еще больше полюбил он благолепную тишину, тихий говор и святые на стенах лики. Почуял сердцем, что может быть в жизни радость». Всю жизнь Илья стремится в этот монастырь, вспоминает старика Арефия, которому так полюбился за «пригожесть и тихий нрав». Там Илья получает те знания, которые никто после этого: ни Иван Михайлович, ни Терминелли – дать не могли. То время в монастыре дало душе Ильи почву, где вырос его необыкновенный талант, помогло приобрести внутри себя спокойствие, гармонию и тишину.

Именно в монастыре раскрываются первые признаки прекрасного дара, данного ему. «Мне и труда нимало нету, одна радость, - говорит Илья. Дивился старый Арефий: только покажешь, а Илье будто все известно». В этом и заключается настоящий талант: то, чему другие должны учиться, Илья уже знал, он с рождения носил в себе это знание, и то, что другие для себя открывали впервые, он уже знал и любил.

Вскоре он покидает монастырь, чтобы ехать на обучение в Италию. Там его ждет все, о чем он только ни мечтал: доброта людей, воля, веселые праздники, прекрасные церкви. «Но весной до тоски тянула душа на родину». Словно во искушение посылаются ему люди, которые уговаривают остаться. «Ты, Илья, человек неблагодарный. Твою работу будет видеть король Неаполитанский! Ты сумасшедший парень, русский Илья! Я положу тебе тысячу лир в месяц! Подумай. Придет время, и я даю тебе слово: будешь писать портрет самого святейшего папы!Честь эта выпадает редко».

Но Илья, понимая, что его место не тут, в процветающей Италии, его служение не в том, что описывает ему Терминелли, поэтому он уезжает в Россию, в свою Ляпуновку.

Там он вновь принимается за работу: расписывает стены монастыря. Вскоре приходит посмотреть на его работу барин и барыня. «И он ее увидел. Увидел нежную красоту ее – радостные глаза звезды, несбыточные, которых ни у кого нет, кроткие черты девственного лица, напомнившие ему его святую Цецилию, совсем розовый рот, детски полуоткрытый, и милой платье, падающее прямыми складками. В белом платье была новая госпожа - в первый раз видел ее Илья так близко. Юной и чистой, отроковицей показалась она ему. Белой невестой стояла она посреди церкви, с полевыми цветами».

Илья влюбляется в барыню. Вдохновленный ею, пишет он лучшие свои произведения: ее портрет, образы Неупиваемой Чаши, Георгия ПобедоносцаАнастасия была словно его муза. В ней для Ильи были олицетворены вся красота, вся гармония мира, его божественное начало. Любовь художника и Анастасии духовна, влюбленным не нужны были слова, для них довольно было мимолетного взгляда, чтобы понять чувства и мысли друг друга.

Шмелев показывает нам, какие чудеса может творить искусство, освященное любовью, как может оно исцелять. Вскоре умирает барыня, а вслед за ней и Илья, оставляя в монастыре написанную им чудотворную икону.

В повести нет переживаний, как у Гоголя, о потере таланта, нет ничего темного, злого. Преодолевая соблазны и искушения, встречающиеся на его пути, Илья верен своему призванию, он остается светлым и добрым, он сохраняет свою душу, а вместе с ней и свой дар.

Казалось, забыт художник: порос мхом могильный камень, ушел в землю, не прочитать имени Ильи на нем. Но жива светлая, несущее чудо исцеления икона – образ Неупиваемой Чаши.

Повесть И. С. Шмелева дает, как мне кажется, самый полный и ясный ответ на вопрос: каково предназначение искусства и художника. Нельзя изменять нравственному чутью в себе, быть верным отпущенному Богом дару и вопреки житейским напастям нести людям свет и красоту – таково предназначение художника.

Четыре писатели, жившие в разных странах, в разные исторические эпохи, затрагивали один и тот же круг вопросов: каким должно быть истинное искусство? Каким должен быть настоящий художник? И несмотря на различия в писательской манере, во взглядах, их идеи чрезвычайно близки. Поэтическое выражение этих мыслей находим в прекрасных стихах Бориса Пастернака:

Цель творчества – самоотдача,

А не шумиха, не успех.

Позорно, ничего не знача,

Быть притчей на устах у всех.

Но надо жить без самозванства,

Так жить, чтобы в конце концов

Привлечь к себе любовь пространства,

Услышать будущего зов.

Другие по живому следу

Пройдут твой путь за пядью пядь,

Но пораженья от победы

Ты сам не должен отличать.

И должен ни единой долькой

Не отступаться от лица,

Но быть живым, живым и только,

Живым и только- до конца.