Их воспоминания о своём мрачном военном детстве, пропитанном страхом, голодом, холодом и болезнями формируют у школьников представление о жизни детей в военное время; кроме того, описания ужасной нужды и горьких испытаний закладывают основы для сопереживания и нравственных качеств у старших дошкольников.

Для развития любви к Отчизне и гордости за неё дети должны знать историю и культуру своего народа. Великая Отечественная война, безусловно, является самым сильным примером проявления героизма и патриотизма советских людей.

На этой странице вы познакомитесь с подробным рассказом Свинцовой Альбины Максимовны «Детство в глубоком тылу» (из книги «Судьбою не обласканные дети»). Автор поделилась своими яркими детскими воспоминаниями, которые позволяют нам почувствовать, как жили и что испытывали дети в сложные годы войны.

Военное детство. Начало

Я играла с тряпочной куклой в своём дворе, в своём укромном местечке, среди пышной картофельной ботвы. Мне было легко и весело. Я бегала и скакала, пряталась за кусты, а потом выглядывала, отыскивая яркие васильки. Радостно бежала, срывала цветы. Любуясь голубым букетом, я как-то не заметила, что раньше обычного пришёл с работы папа с огромным свёртком в руках. Зашёл в дом, где мама готовила обед. Позвали меня.

Родители сидели у стола, на котором лежало то, что принёс папа, но уже в развёрнутом виде. Я чуть подпрыгнула, папа подхватил меня, посадил на колени. Он улыбался своей чудесной, приветливой улыбкой. Отцовская улыбка скрывала от меня сейчас то, что уже знал весь мир.

— Кушайте, это вам мой гостинец, — просто сказал папа. Я отщипнула… Понравилось! Войдя во вкус, уже не могла оторваться от диковинной сладости. Мои глаза выражали восторг и вопрос: что же это?
— Это халва, — продолжал папа. Мне её дали на работе, потому что завтра я ухожу на войну. (При срочной мобилизации на заработную плату вместо денег выдавали продукты). Когда вернусь, принесу ещё да побольше.
— Что же тут непонятно? — переваривала я своим детским умишком в наступившей тишине. Слова «халва» и «война» я слышала впервые. Халву я только что попробовала; войну — ещё предстояло. Так с трёх лет я познала и сладость, которую ощущаю до сих пор, и горечь, оставшуюся самой болезненной раной на всю мою жизнь.

Проводы на фронт

В ночь перед отправкой на фронт мы не спали. Тусклый свет керосиновых ламп просвечивал сквозь щели ставен, были слышны голоса. Люди плакали, поспешно собирая своих защитников на борьбу со страшным фашистским чудовищем. Утром мы вышли на улицу. На одно плечо папа посадил меня, через другое перекинул небольшой вещевой мешок. Он крепко взял маму за руку и мы влились в бесконечную человеческую колонну. Играл оркестр. Идти было нелегко. Улица поднималась в гору, становилось тесно, да к тому же нещадно палило солнце. Пыль, крики, плач.

Несколько минут отдыхали у переезда, перед которым закрылся шлагбаум. Остановились. Папа целовал меня и маму, а сам всё говорил и говорил, наказывая, чтобы мы берегли себя, чтобы мама нигде не оставляла меня одну (а то напугают), чтобы часто писали ему. Его тревога о нашем здоровье была так велика ещё и потому, что он был медик и от любого недуга лечил нас сам.

Вот и вокзал. Помню длинный состав поезда и людей в военной форме, которые торопили прибывших на перрон мобилизованных, стремясь скорее завершить посадку. Я прижалась к отцу. Нет, не прижалась — из последних силёнок вцепилась в него своими ручонками и замерла. Не передать то чувство страха, боль, смятение, растерянность, которое мы испытали, когда разжались крепкие объятия отца.

Комок подкатил к горлу, когда чувство беспомощности охватило мамину душу, и она, потеряв сознание, повалилась наземь. Меня толкали, сшибали с ног, а я пыталась поднять обмякшее, но живое тело мамочки. Я кричала: «Мама, мамочка! Папа-а-а!», — но отец уже не мог слышать меня в нарастающем гуле толпы. Стоя на подножке вагона и держась одной рукой за дверь, он махал нам рукой, и тоже кричал: «Лида, Лидочка! Родные мои, я вернусь!». Затихал вдали перестук колёс. Поезд набирал скорость, увозя любимого человека в неизвестность. Его родное, милое лицо мы с мамой видели в последний раз.

В ожидании письма

И потянулись дни. Мне была отведена ответственная роль дежурной, как говорила мама. Долгими днями я сидела у своего забора (который таковым и назвать-то было нельзя) и сквозь его широкие щели смотрела на улицу, поджидая почтальона. Он с набитой сумкой через плечо мог появиться в любое время. Я старалась ничего не пропустить. Запоминала, а потом рассказывала маме, кому из соседей он принёс сегодня письма, чем его угощали: пирожком с «картошкой-маркошкой», стаканом молока, а у кого находилось и кое-что другое. Только нам вестей не было.

И когда уже не оставалось надежды, ко мне подходила мама, нежно обнимала, прижимала к груди и гладила по голове, скрывая взрыд плача в тихих слезах и тоске. От её ласки мне становилось невыносимо грустно, и я плакала.

Тут она доставала невесть когда купленную кругленькую цветную карамельку, утирала мои слёзки, и мы шли в сенцы нашего дряхлого, похожего на сгорбленного старца домика, где топилась печурка и варилась похлёбка.

С наступлением темноты мы закрывали двери на засов, подпирали её чурбаками, создавая «защиту» от всех и вся. После ужина мама укладывала меня спать на старый высокий бабушкин сундук, занавешивала, чем придётся, окна, убавляла фитилёк и начинала рассказывать мне сказки, многие из которых она сочиняла на ходу и все — обязательно с хорошим концом.

Я засыпала, а мама подолгу сидела, рассматривая семейные фотокарточки, и с замиранием сердца слушала Левитана. Потом она писала папе письма, ещё не зная его фронтовой адрес.

Заканчивался день, а завтра наступал такой же, но уже более тревожный, и я вновь несла своё дежурство и ждала, ждала, ждала. Эту почётную миссию я исполняла до окончания войны, до Великой Победы.

Рисунок Насти Горбуновой

Первая весточка

За тягостные, томительные «посиделки» у забора, я неожиданно была вознаграждена треугольничком, что вручила мне тётя Маруся Посполитак, наша уважаемая почтальонша.
Я-то сразу заметила, как она переходит дорогу к нашему дому — знала, что я словно часовой, на своём посту. Окликнула, поманила к себе и с доброй улыбкой сказала: «Ну вот, и вы дождались!». С радостным криком я вбежала во двор, а навстречу мне уже летела мама, не чувствуя под ногами земли. Сели. И полились папины слова и наши слёзы.

«Добрый день, милая моя семья! Привет любимой Лидочке и милой моей дочке Аличке и моей маме, если она приехала. Пишу из города Кирова, с дороги, во время остановки. Милые Лидочка и Аля, вы обо мне не плачьте, сами знаете, какое время настало. Жаль вас и свою жизнь, может быть, ещё вернёмся назад живыми. Едем далеко, но не знаем, куда. Как приеду, сообщу, будьте спокойны: я пока в дороге.
Милая Лидочка, плохо, что я не взял даже кружки и ложки, пользуюсь чужими…, но это всё не беда. Пусть мама живёт у нас ради Алички, я очень беспокоюсь о ней: жива ли? Следите за ней и воспитывайте так, как это требуется. Я вернусь. Писать что-либо — не пишу. Слушайте радио, выкупи его из ремонта. Читайте в газетах о Полоцком направлении, и будете знать обо мне. Целую, целую. Привет всем знакомым. Ваш папа М. Ф. Чирков. Июль 41 год».

Собрались соседи. Они вслушивались, боясь пропустить хоть словечко. Письмо с фронта — событие в округе. Само собой установилось неписаное правило: письма с войны читать вслух, и не один раз, а столько, сколько попросят люди. Утром пошла молва: Чирковы-то письмо получили! Жив Максим Фёдорович! Ну, и слава Богу!

Какой нежной, выстраданной любовью к жене и дочери, какой верностью, заботой и мольбой: вынести всё, выжить; какой чистотой человеческих отношений и жаждой жизни, надеждой на скорую победу веет от этих 19 писем простого русского солдата. Тяжело представить, что папа не получил от нас ни одного ответа, так и не узнал, как мы жили-горевали, как его ждали.

Прошло полвека. Письма, которые я храню, стареют, как вещи. Эти письма, написанные отцом под пулями на передовой линии фронта, дороги мне как единственное наследство от папы и самая дорогая семейная реликвия. Письма согревают меня. Каждое прикосновение к этим листочкам снова и снова возвращает меня в детство…

Одна дома

Пологий берег речки Уй на Смычке отводили всем желающим жителям города для посадки картофеля. Там был и наш клочок земли, который мог прокормить нашу семью. Подошла пора первой прополки. Мама взяла тяпку, бутылку воды и, спрятав под белый платок свою красу — чёрные локоны, ушла. Взять меня с собой не решилась: далеко, своими ножками не дойду, мала, да и слаба после болезни.

Посадила меня мама на кровать, обложила подушками со всех сторон, вплотную придвинула стол с питьём и едой, дала игрушки: целлулоидного попугая с уточкой, куклу да ещё карандаши с бумагой — я любила играть «в школу». А куклу мне подарил дядя Вася, родной брат мамы, в день ухода на войну. Уговаривала мама, чтоб я не боялась, на стук не отзывалась и никому не открывала, а играла бы и ждала свою мамочку. «А если захочешь, поспи». И ушла.

Не успела закрыться за мамой дверь — что тут началось! Шуршание, щёлканье. Я сжалась в комочек, притаилась, стала прислушиваться. Настороженному детскому слуху не мерещилось: это было в комнате! Я уставилась глазами туда, откуда доносилось что-то непонятное, наводящее страх. И вдруг — ой! — увидела маленькую серенькую мышку с подвижным длинным хвостиком. Она шустро добежала до середины комнаты, остановилась, глянула по сторонам, будто брызнула изюминками глаз, и принялась ловко грызть семечку подсолнуха. Убежала и вновь появилась с семечкой. А потом уж и не одна. И такая началась суматоха, туда-сюда, туда-сюда…

Мне стало очень страшно. Горка шелухи от семечек росла. Я стояла на кровати и смотрела то на мышек, то в окно: не идёт ли мама?.. Оставила все свои занятия-игры — до них ли! Заплакала сначала тихо, а потом всё громче и громче. В испуге ждала: вот-вот мыши начнут карабкаться ко мне на кровать. Чтобы не допустить этого, я принялась их кормить, весь свой хлебный запас искрошила. А мыши так осмелели: бегают с писком по всей комнате, словно наперегонки, поглядывают на меня своими глазками-бусинками. Дрожа всем телом, я присела, укуталась с головой в одеяло, оставив маленькую щёлочку для наблюдения…

Не знаю, сколько так прошло времени. Меня разбудила мама. Я бросилась к ней… Никогда больше она не оставляла меня одну.

Холод военного детства…

Война нарушила всю нашу жизнь. Осенне-зимние холода прибавили столько хлопот и забот, что мы не знали, как их преодолеть-пережить, как нести на слабых плечах неимоверно тяжёлый груз судьбы? Остались мы с мамой без дров и угля. Каждый день вставал вопрос: чем истопить печку? Сначала жгли сухую ботву с огорода, её хранили в курятнике — от дождей, да и несушкам так было теплее. Потом в топку пошли «лишние» стулья, скамейки, сносившиеся вещи — жгли всё, из чего можно было добыть тепло, в нашем обедневшем, осиротевшем очаге. Надо было жить, ждать, надеяться и верить. Ну, а пока…

Я брала сумку-кошёлку, мама — объёмистую старую корзину и мы отправлялись по улицам собирать ветки, сучья, разные отбросы, которые могли гореть. Раз, другой, третий. Иногда мешали дожди. Улицы на Амуре, где мы жили, были ухабистыми, с колдобинами, серыми, грязными. Казалось, это следы горя и скорби, перемешанные с сиротством, лишённым нормального быта, и лютой ненавистью к врагу.

По утрам соседи выносили из своих печей и барабанов шлак, высыпали его на «больные» места дороги, где какое-то время он ещё дышал теплом. Вот где можно было нам, горемычным, раздобыть топливо! Натянув рукавицы поплотнее, вооружившись железкой вместо кочерги, мы выбирали из тлевших остатков угольки, которые своим «вторым дыханием» согревали наше промёрзшее жилище, радовали теплом. А когда тепло, и плакать уже не так хочется. Жили… Не мы одни так перебивались.

Перекусив, чем Бог пошлёт, мы узнавали из «чёрной тарелки» (радио), как в туман и непогоду наша славная Армия продвигалась вперёд, нанося смертельные удары по ненавистному захватчику, приближая наше будущее счастье. Потом звучали песни Леонида Утёсова, Клавдии Шульженко, хор Александрова, хор имени Пятницкого… Песен было много, но одна из них вызывала страх у фашистов, а в наших душах — яростную веру в победу: «Вставай, страна огромная!». От этих слов морозная дрожь проходила по телу, и слёзы текли по щекам.

Маленький мальчик очень воодушевлённо поёт песню «Священная война»

Проходило время, и снова ощущался холод. Он беспрепятственно проникал в наше жилище, хотя двери и пороги были обиты многослойной ветошью. За ночь стены и углы покрывались колкой изморозью. Наступал новый день с новыми заботами.

Голод военного детства…

Каждое утро начиналось со сводки последних известий по радио. Людей информировали о решительных наступлениях Красной Армии на противника, о том, как прямо с марша молодые солдаты вступали в бой. Гремела слава первых героических подвигов, а мы, дети войны, и наши матери, жившие далеко от передовой, на Урале, продолжали нести на своих слабых плечах ярмо военного лихолетья.

Надежда, что мы будем со своей картошкой в первый военный год, рухнула вмиг. Когда мама с тележкой и мешками приехала на поле за урожаем, она не поверила своим глазам: всё было выкопано начисто, ни кустика не оставили воры. «Украли!» — мысль, как смертельный удар по сердцу: всё, этого не пережить. После многих дней болезней, собрав последние силы, моя бедная мамочка всё же поднялась на ноги, осунувшаяся, без кровинки в лице. Эти дни я, четырёхлетняя малютка, дежурила у маминой постели, стараясь своим дыханием вернуть её к жизни.

Навещавшие нас милые, добрые соседи как-то сказали, что на хлебозаводе есть чем поживиться нашему брату (сестре). И мы пошли. Множество людей вокруг огромной кучи зерновой трухи нагребали этот продукт питания во что попало — тряпки, мешки, платки. Уносили и вновь приходили. И мы принесли домой этой кормёжки целых два ведра и кастрюлю! Залили колодезной водой и сутки настаивали. В ожидании какого-то чуда я с любопытством заглядывала под крышки. Наконец, мама слила воду, на дне осталось подобие жидкого текста… О! Эти незабываемо вкусные оладушки я запомнила на всю жизнь. Мы запивали их чаем, заваренным сушёной морковной травкой и веточками запашистой клубники (выбирали из соседского сена). Это было наслаждение!

Бывало, ели и жмых, колоб жёлтый, зелёный, землистого цвета — всё перепробовали, горького вкусили через край. Но и мысли не возникало, что это не вкусно. Вкусным в то время было всё. А затируха на молоке, горячая, подслащённая?! Настоящий праздник, но как редко он посещал нас!.. Нужда наступала нам на пятки и давила всё сильней и больней, не давая забыть её, выпрямиться и сделать уверенный шаг в «светлое завтра».

За керосином

Отдавшись дорогим воспоминаниям, я вновь переживаю эпизоды — один горше другого. Хочется рассказать людям о пережитом, что сохранилось в моей памяти и заставляет спустя десятилетия поражаться, как мы с мамой могли всё это выдержать, выстоять… В 41-м году в нашем доме ещё не было «лампочки Ильича», да и керосиновая считалась роскошью. За неимением керосина мудрили над коптилками-«фитильниками» или лампадками, а бывало, наступали и вовсе «тёмные дни».

Жили мы, как я уже говорила, на Амуре, около церкви Александра Невского, на улице Чапаева, 6. Однажды на песчаном пустыре напротив аптеки выстроилась очередь в ожидании керосина. Через двое суток подъехал бензовоз. Началась невообразимая давка. Все спешили втиснуться на «свои» места, а то и вообще залезть без очереди. Самозванцев выталкивали, но они упрямо «бросались на штурм». На руке у каждого был написан его очередной номер. Свою очередь караулили днём и ночью, пересчитывались, переписывались, исправлялись и номера.

Поднялся шум, спорили, кричали, доходило до кулаков. Толпа колыхалась, как бурные воды. Уже не чувствуя ног, мы всё-таки выдержали этот натиск. Хотелось опуститься на землю, присесть. И заснуть! Между нами и бензовозом оставалось три человека, когда объявили: керосин кончился! Так и ушли мы домой ни с чем.

Большая стирка

За холодом и голодом нагрянули болезни. Особенно тяжело болели дети. Я запомнила себя часто болеющей, очень слабенькой девочкой, тепло укутанной, лежащей в постели спиной к тёплой печке. Я не могла ходить, настолько бессильными были мои ноги. Мама нанимала у соседей Лоскутовых лошадь и просила свозить меня к врачу. Летом возили меня на телеге, зимой — на санях. А дома мама поила меня лекарством, кормила с ложечки из своих рук, выхаживала. Надежды, что я буду жить, почти не было, но святая мамина вера, её любовь и папин наказ: «Лида, береги Аличку!», — сделали почти невозможное: я живу!

А тогда надо было лечиться и соблюдать нормы гигиены, но как? Лишнего куска мыла не раздобыть, поэтому стирку белья проводили в щелочной воде, настоянной на древесной золе. Полоскали в реке: зимой в проруби, летом — с мостков. Однажды случилась радость (нет худа без добра!). Мы с мамой услышали оживлённые голоса бежавших куда-то женщин. Выскочили на улицу и увидели в руках у них вёдра, тазы и другую посуду.

— Лида, давай с нами! — крикнула соседка моей маме. — Там сама увидишь.

Мы, конечно, присоединились к бегущим. Свернули за угол. Каково же было наше удивление! Издалека, с горной шоссейки, бурлил горячий мыльный поток. Он нёсся прямо к водокачке, в тихую речку Увельку. Жидкое мыло! Вещь, необходимая в любом хозяйстве. Лица женщин светились радостью. Казалось, сюда сбежался весь город, и уж не менее половины его. Никто не спрашивал: откуда такая обильная дармовщина? Было ясно: в мыловаренном цехе жиркомбината лопнули трубы и их содержимое бежит прямо в наши руки. Кто был посильней да половчей, столько запасли мыла, что было непонятно, для чего им столько, на весь век что ли.

Мы с мамой тоже сделали несколько рейсов, заполнили мылом мою детскую ванночку, бидоны, плошки. Запаслись! Мыло быстро подсохло. Мама разрезала его сначала на большие куски, а потом тонкой крепкой нитью — на маленькие. Часть мы обменяли на хлеб и картошку, а остальное мыло долго ещё использовали в хозяйстве.

Будем жить!

То был самый страшный случай в моей жизни. Стояла морозная зима. Ночь. Мы стали засыпать. Вдруг слышим: шаги по нашей крыше! В страхе прислушались. Шаги остановились. Раздался грохот; что-то отдирали, чтобы пролезть в сени. Маме стало плохо. Собравшись с мыслями и поняв, что это грабители-убийцы, налётам которых подвергались все в нашей округе, она принялась быстро меня одевать.

Валенки, пальто, на голову — папину меховую шапку. В кармашек пальто сунула данные обо мне (давно заготовленные на случай), приколола булавкой. Перекрестила меня и со словами «Храни тебя Бог!» — спустила в подвал. Следом сбросила одеяла и всё, что впопыхах попало ей под руки. Подала табуретку, остатки хлеба, воды и спички. Успела сказать, чтобы я не подавала голоса, а если с ней что-то случится, утром постаралась бы сама вылезти и бежать к соседям напротив Ульяне Гордеевне и Антону Григорьевичу Усенко и всё им рассказать.

Крышу продолжали ломать, долбить, корёжить. Грубые мужские голоса, их ругань насмерть перепугали нас. Мама открыла дверцу печки, вытащила колосники и стала звать на помощь, наобум перебирая имена и ушедших на войну, и оставшихся, давая понять разбойникам, что рядом есть мужчины. А бандиты свирепели. Казалось, вот-вот разнесут весь дом. Вдруг на мамины крики отозвался кто-то из соседей. Так, с чьей-то помощью, посланной Богом (мама была уверена в этом), удалось спугнуть налётчиков.

Едва переводя дыхание, мама приступила к разборке маскировки: отодвинула стол, покрытый скатертью до пола, свернула половики, открыла крышку подпола и вытащила меня. Осыпая моё лицо поцелуями и обливаясь слезами, мама твердила: «Остались живы, значит, будем жить, доченька!». Великая надежда на возвращение отца с победой давала нам силы выжить в ту пору. А папа так и не вернулся…

Меняла

Продолжались грабежи, воровство, убийства. Жить было страшно. Мама пустила к нам в дом одну бабушку. Звали её, помнится, Назаравной. Она приехала к кому-то в гости в пригород, а вернуться обратно не смогла: там, где она жила прежде, уже шли бои. Пришлось Назаровне коротать войну на Урале. Славная это была старушка — тихая, добрая, спокойная. Денег за жильё мы с неё не брали, кормились вместе, едва сводя концы с концами. Она присматривала за мной, помогала по хозяйству, когда мама уходила кому-нибудь избу побелить, огород прополоть, постирать, сделать кизяк…

Перед войной мама перенесла три сложные операции, и очень уставала от бесконечной тяжёлой работы. Бабушка, жалея маму, предложила ей отлежаться, отдохнуть. А в это время я бы съездила с ней в какую-нибудь деревеньку, чтобы обменять тряпьё на продукты. Идея Назаровны нам понравилась. Собрались мы с бабушкой, взяли узелки с поклажей и, выйдя на дорогу, «проголосовали». Грузовик примчал нас в какую-то сонную, неприглядную деревню.

Остановились на зелёной солнечной полянке при въезде на центральную усадьбу. Ползая на коленках, я разложила свой товар: две папины косоворотки, ремень, яркий красный головной платок (мама специально для обмена выкрасила белую тряпицу), ещё какие-то мелочи. Стали ждать. Подходили люди, рассматривали товар, но в первую очередь — нас, такой вояж в их деревню был редкостью. И молча уходили.

Под солнышком мы разомлели, хотелось пить и есть. Назаровна попросила проходившую мимо женщину принести нам водички. Очень скоро появился светловолосый веснушчатый мальчик на велосипеде. Подал бабушке бидон, краюшку хлеба и молча уехал. Дело наше не спорилось, и мы совсем было отчаялись. Но вот потянулись сельчане. Первым «пошёл» красный платок, а потом и всё остальное. Люди интересовались, как нас зовут, кто у нас на войне, жалели и угощали: кто конфеткой, кто творожным колобком или кусочком сахара. У меня текли слюнки, но я не притрагивалась к этим яствам: потом, дома, вместе…

Какие же мы с Назаровной были счастливые! На нашей скатерти-самобранке (вернее, в наволочке) лежали: масло, сахар, творог и кусок мяса. «Приезжайте ещё», — говорили нам вслед. Один сердобольный водитель согласился подбросить нас до дома. Неподдельной радостью светилось лицо мамы, когда я гордо выкладывала на стол наши «трофеи».
— Кормилица ты моя, — с трудом вымолвила она.
А кормилице всего-то пять лет было!

Выключка

Горе приходило в каждый дом и поселялось навсегда. Привыкнуть к горю никто не мог. Уже многие из нашего квартала горючими слезами оплакивали своих родных, погибших на полях сражений. Военные дни были похожи друг на друга — чёрные, беспросветные. Однажды маму куда-то вызвали. Мы с Назаровной маялись, поджидая её: то во двор выйдем, то обратно в дом, как Пат с Паташонком . Мама долго не возвращалась.

Прошла целая вечность, и я услышала скрип калитки. Мама брела, еле передвигая ноги, как безмолвная тень. В ответ на наши расспросы она отрешённо молчала, была сама не своя — не такая, какой я привыкла её видеть. Словно очнувшись, она скользнула взглядом по нашим лицам и бросилась на кровать. Не в силах справиться с собой, мама уткнулась в подушку, разрыдалась. Я поглаживала её по вздрагивающей спине, стараясь вернуть к себе из неизвестного далёкого, и тоже плакала. Господи, сколько слёз мы пролили в те годы! Но вот мама поднялась, и я не узнала её: голова была седая…

Вскоре мы стали получать скупые весточки — почтовые переводы. «Это от нашего папочки! Он нам послал, сам…», — говорила мама, прижимая бумажку к губам. Не знала я тогда, что это была пожизненная пенсия маме за убитого на войне мужа и мне до совершеннолетия — за отца. Не знала я, что в тот день мама принесла из военкомата выключку : «Ваш муж М. Ф. Чирков…» Мой словарь пополнился ещё одним словом, значение которого до поры до времени я не могла понять.

Победа

В том году весна пришла рано. Промчались талые воды, спокойно дышала вдоволь напоённая земля. Мы высаживали на грядках огурцы. Вдруг послышался ровный нарастающий гул самолётов, а вскоре и сами они показались. Стальные зелёные птицы с большими красными звёздами и буквами «СССР» на крыльях летели так низко, что можно было различить покачивающиеся фигуры лётчиков.

Что это? Летят вереницей, по кругу, и вдруг перестроившись, взмывают вверх, потом стремительно падают вниз. Пролетая над головами остолбеневших людей, лётчики искусно демонстрировали своё ремесло. Мы стояли, как вкопанные, не мигая, смотрели и ждали: а что же дальше будет? Вот один самолёт, пролетев предельно низко, оставил белый длинный шлейф. Это повторил второй, третий и все остальные. Сделав почётный круг над городом, крылатые машины скрылись. Но только на один миг.

Появившись снова над нами, лётчики сбросили множество крупных хлопьев. Листовки! Они хаотично кружились, мелькали перед глазами и плавно опускались на землю. Двор, улица, город были усыпаны белыми листами. В первые минуты никто не осмеливался наклониться, поднять листок и прочитать, что же там такое написано. Всё произошло сразу, стихийно. Люди бросились подбирать листовки. Полушёпотом я прочитала (читать выучилась до школы):
— Смерть немецким оккупантам!
— Наше дело правое, мы победили!
— Слава героям! Ура! Победа за нами!

Мы собирали белые листочки и несли их домой, как самое дорогое, с чем невозможно расстаться. Что тут началось! Бегали, плакали, кричали, обнимались, целовались, зазывали друг друга в гости. Скоро вся наша улица Чапаева превратилась в один щедрый, гостеприимный стол.

Наскоро переодевшись, мама схватила меня за руку, и мы побежали через весь город — к военкомату. Там уже собралось много народу, но люди всё подходили и подходили. Толпа колыхалась, все старались пробиться поближе к крыльцу, где выступали ораторы. Мы впервые услышали сообщение о капитуляции Германии, о полном разгроме фашистского логова, и долгожданной Великой Победе. В память врезались слова: «Дорогие матери и жёны! Ждите — живые вернутся!».

Мы с мамой ждали, ждали, ждали…

Мои друзья

Какой бы тяжёлой ни была наша жизнь, в ней всегда находилось место для маленьких детских радостей. Я очень любила общаться с умной домашней собачкой по кличке Нольма. Она появилась у нас толстеньким, неуклюжим щенком чёрно-белой масти. Щенка принёс папа. Сначала собачка жила с нами в комнате, а как подросла, папа сколотил во дворе конуру, и наша Нольма стала жить в собственном домике.

Собака, как человек, очень переживала расставание с хозяином. Она подвывала, подолгу не прикасалась к еде, резко реагировала на стук, шаги и тоскливо поглядывала на калитку. …Хозяин не возвращался, и Нольма смирилась. Я играла с ней. Нольме это так понравилось, что при моём появлении она с визгом бежала ко мне, прыгала, носилась по кругу, виляла хвостом и услужливо выполняла мои требования-команды. С наступлением холодов мама устраивала в сенцах настил из соломы и переводила Нольму на зимовку, поближе к теплу, а в сильные морозы — и вовсе в дом.

Перед самым концом войны собака ушла куда-то, исчезла, оставив нам свою наследницу Норку — крошечного слепого щеночка. Эта Норка охраняла меня много лет, провожая и встречая из школы.

Помню, как мама усаживала квохчущую курицу в самодельное гнездо и подкладывала туда с десяток яиц. Место для наседки отводилось в тёмном углу за печкой. Я тихонько наведывалась туда, ставила воду, сыпала зёрнышки, крошки и тихонько отступала назад, стараясь увидеть, как курица примется за еду. Но она не торопилась. Позже я узнала, что она покидала насиженное место один раз в день и то не надолго. Когда из гнезда раздавался слабый писк, курица становилась непоседливой. Мама перекладывала проклюнувшиеся яйца с тонкой растрескавшейся скорлупой в папину рыжую меховую шапку, вывернутую наизнанку, где цыплята вылуплялись самостоятельно.

Я крошила желтки, и птенцы, спотыкаясь, клевали. Я брала эти пушистые комочки в ладошки, слегка прижимала к себе, дышала на них, согревая своим дыханием, и цыплята засыпали. Подрастали они быстро, неотступно бегали за своей нахохленной мамой. А курица гордо вышагивала по скрипучим половицам пола. Стоило мне подать голос, и все птенчики подбегали ко мне, ожидая подачки.

Кошка Муся ревновала меня к нашим новосёлам, но «оттаивала», когда нежилась на моих коленях. Далеко-далеко отступали все невзгоды. Мне было хорошо в окружении забавных и верных друзей.

Первая ёлка

В один из январских дней 1946 года мама сказала, что нас пригласили на новогодний праздник, на ёлку. Я не знала, что это такое. Стали собираться. Мама закутала меня в огромную клетчатую шаль, оставив лишь щёлки для глаз, и мы через весь город отправились пешком в военкомат. Пришли, заледеневшие, и продрогшие до костей, разделись. Нас провели в большую комнату. За столом, на котором лежало много свёртков и кульков, сидели военные. Они поздоровались с нами и пригласили сесть. Собралось много женщин с детьми.

Посреди комнаты стояла высокая зелёная лесная красавица. Нас заворожил тонкий аромат хвои. «Вот она, ёлочка», — шепнула мне мама. Я не мигая, не дыша, боясь шелохнуться, смотрела на сказочное чудо, украшенное разноцветными бумажными цепями, парашютиками, конфетами, настоящими яблоками, куколками. В ветвях что-то блестело и сверкало, а на верхушке ёлки, высоко под потолком, красовалась яркая звезда.

Один из военных что-то говорил, и, как сейчас вижу, все взрослые плакали. Потом детей собрали
вокруг ёлки, и женщины в нарядных костюмах повели наш большой хоровод. Они усердно показывали нам притопы и прихлопы , приглашая нас повторять их действия. Мы же, никогда не слышавшие детских песен, весёлой музыки, стояли и молча растерянно смотрели на них. Я несколько раз порывалась к маме, и другие дети тоже. Нас подхватывали ласковые руки, завлекали в круг, «заговаривали». И мы, входя во вкус, показывали, как в лесу родилась ёлочка и как она росла . Уходить никому не хотелось.

Наступил момент, когда детей стали вызывать к столу по имени и фамилии. Назвали меня, но я не сразу пошла, сковал страх; только держась за мамину руку, почувствовала себя увереннее. Уже дома, развернув новогодний подарок, мы с радостным любопытством рассматривали его содержимое, целовали замёрзшие мандарины, каждую конфетку. Примерили серые меланжевые носочки, сделали бантики для косичек. Фланель белёсого цвета отложили «на потом». Когда я пошла в школу, из неё сшили шаровары, и я долго носила их. А тогда, в январе сорок шестого, на мой вопрос: «От кого эти подарки?» мама тихо ответила: «Это от папы…»

Где мой папа?

Что бы мы ни делали, мы всегда говорили о любимом нашем папе: вот он бьёт фашистов, с криком «ура» бежит в наступление, в окопе пишет нам письма, читает наши, лечит раненых. А главное, скоро, очень скоро папа вернётся домой. Как мы мечтали о встрече! И вот Победа! Враг разбит и повержен. Пошёл счёт мирным дням…

Через год я стала первоклассницей. Школа! Это событие нас окрылило. Мама бегала, суетилась, радостно и с грустинкой готовила меня к новой жизни. Иногда я замечала слёзы на её глазах: «Как бы порадовался папа, глядя на свою Аличку!».

Знакомая портниха тётя Тоня Андрианова сшила мне школьное платье из маминого. И фартучек сшила (догадались же они с мамой!) из папиного чёрного зонта. Мама аккуратно распорола зонтик, выстирала его, отутюжила. Это был не просто школьный фартук — добрая фантазия мастерицы: весь из маленьких расклёшенных клинышков, с торчащими на плечах воланчиками. Вещица эта несгибаемо стояла на мне, а при ходьбе шуршала — плотная хрустящая парусина. Я выглядела не хуже девчонок-одноклассниц и замечала на себе их восхищённые взгляды.

Моей первой учительницей в 1 «А» классе школы №5 была Александра Александровна Щербатова. Я помню её и люблю. Неделями я не посещала школу из-за болезни, и всё-таки училась хорошо. Меня хвалили за каллиграфию и чистописание. В конце учебного года, когда мы фотографировались всем классом, учительница посадила меня рядом с собой — в награду за успехи в учёбе и примерное поведение. На первом школьном снимке я сижу рядом с Александрой Александровной, гордая и счастливая, с белым бантиком на платье.

В начале своей школьной жизни я узнала суровую правду, от которой столько лет, чтоб не травмировать детскую душу, оберегала меня мама: мой папа погиб на 62 день войны… На одном из первых занятий Александра Александровна стала заполнять в школьном журнале графу «сведения о родителях». Когда очередь дошла до меня, я без запинки ответила на все вопросы о маме. Учительница спросила, где папа? Я сказала: «Жив, лечится, скоро приедет». Ведь я привыкла ждать его каждый день долгие годы. Вечером, рассказывая маме, как прошёл школьный день, я спросила: «Мамочка, а где мой папа?». И узнала, что папы у меня нет.

В апреле 1994 года в результате моего многолетнего поиска, пришёл официальный ответ из Центрального архива Министерства Обороны. В картотеке учёта потерь офицерского состава Максим Фёдорович Чирков значится проходившем службу в 598-м полку лёгкой артиллерии. Пропал без вести в период с 22.08.41 по 01.09.41 года.

И всё же оставалась неясность: письма от отца продолжали приходить в сентябре-октябре сорок первого. Из Ржева, где папа лежал в госпитале по 26 августа 41 года. И потом из городов Калинина, Москвы, Костерева, Тулы — только здесь обрывается нить.

В последнем письме, датированном 19.10.41 г., он писал: «Обо мне не беспокойтесь, жив буду, вернусь, а пока пожелаю вам всего доброго, здоровья…»

Война заставила

Война приучила меня к самостоятельности, заставила рано распрощаться с коротким детством.
Рядом со взрослыми в тылу и на фронтах ковали Победу и дети военного времени. Мы старались не уступать взрослым в терпении и выносливости, не хныкали, не ныли. Мы рано взрослели.
Перенесённые испытания помогали преодолевать все трудности. Настойчиво и целеустремлённо мы шли по жизни, какие бы «иксы-игреки» она не подбрасывала.

С одиннадцати лет я чистила дымоходы, утепляла чердаки, просушивала вечно влажную «глухую» стену дома. Делала замес из глины, обмазывала завалинку, белила, скоблила. Знала, где надо ставить матицы в подполе. Выхаживала только что вылупившихся цыплят и вела огородное хозяйство. Да мало ли что ещё я делала! Зимой перелопачивала снежные заносы, чтоб не утонуть в паводке.

Но главное — я торопилась учиться. Нужда, от которой мы так и не освободились, подгоняла на работу, надеяться было не на кого. Мечтала стать школьным учителем. Жизнь подкорректировала мечту: более 30 лет я проработала воспитателем в детском саду. Своим малышам стремилась дать сполна то, чего сама была лишена в годы войны.

Прошли десятилетия. Мы сумели залечить раны страны, но по прежнему скорбит сердце по погибшим в Великой Отечественной войне. Пусть каждый новый приходит как день всенародного благодарения, отдания почестей всем, кто вписал свою страницу в суровую летопись 1941-1945 годов. Пусть никого не оставит равнодушным величие подвига Советского Солдата — Человека, отдавшего жизнь во имя грядущих поколений.

Вам также может быть интересно:

Posted in
Tagged

Тема: Жизнь, быт и духовный мир советского человека в годы Великой Отечественной войны

Тип: Курсовая работа | Размер: 44.63K | Скачано: 34 | Добавлен 09.06.13 в 12:15 | Рейтинг: 0 | Еще Курсовые работы

Вуз: Тульский государственный университет

Год и город: Тула 2013

	Введение
	Перевод народного хозяйства на военный лад
	Усиление централизации и регламентации жизни общества
	Условия жизни, труда и быта в тылу
	Подъем советской военной экономики
	Роль деятелей культуры и искусства
	Заключение

Введение

Тема жизни, быта и духовного мира советского народа в годы Великой Отечественной войны имеет цель дать оценку вклада всех слоев общества в Победу над фашизмом.

В процессе работы над данной темой была изучена и проанализирована специальная литература о Великой Отечественной войне авторов О.А. Ржешевского, М.Н. Зуева, И.И. Долуцкого, И.Г. Трещеткиной, использованы материалы приложений к газете «Первое сентября» - «История» и Большой Российской энциклопедии, характеризующие данный период в истории нашей страны.

Изучение исторической литературы дало представление о величии подвига, совершенного народом в годы войны.

В работе отражены темы героизма и самоотверженности советских людей: охарактеризованы условия их жизни, труда и быта в тылу; рассмотрены вопросы обеспечения ускоренного перевода народного хозяйства страны на военный лад в первые месяцы войны; причины подъема советской военной экономики; представлен вклад в общую победу работников промышленности, транспортной системы, тружеников сельского хозяйства, деятелей культуры и искусства; рассмотрена роль церкви - всех людей того времени, отдавших свой самозабвенный труд, свое творчество, все свои силы, а нередко здоровье и саму жизнь за то, чтобы наша Родина выстояла в смертельном единоборстве с фашистскими захватчиками, победила в годы одного из самых тяжелых испытаний, когда-либо пережитых страной.

Мировая история не знает более чудовищных преступлений, чем те, которые совершили гитлеровцы.

После 22 июня речь шла уже не об обычной войне, а о войне тотальной, идеологической, о войне на уничтожение не только государства, но и целых народов.

Столкновение двух тоталитарных систем неминуемо должно было закончиться гибелью одной из них. Однако сила, претендовавшая на мировое господство, и стремившаяся не только переустроить мир, но и полностью подчинить себе все окружающее пространство, столкнулась с силой народа, способного самостоятельно определить собственную судьбу.

Каждый день борьбы на фронте был материально обеспечен самоотверженным трудом рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции нашей страны.

Лозунг «Все для фронта, все для победы!» стал девизом жизни советских людей.

1. Перевод народного хозяйства на военный лад

Внезапное вторжение Германии на территорию СССР потребовало от Советского правительства быстрых и точных действий. В первую очередь нужно было обеспечить мобилизацию сил на отпор врагу.

В день нападения фашистов Президиум Верховного Совета СССР издал указ о мобилизации военнообязанных 1905-1918 гг. рождения. За считанные часы сформировывались отряды и подразделения.

23 июня 1941 года была сформирована Ставка Главного Командования Вооруженных Сил СССР для стратегического руководства военными действиями. Позднее она была переименована в Ставку Верховного Главнокомандования (ВГК) во главе с Генеральным секретарем ЦК ВКП(б), председателем совнаркома И. В. Сталиным, который был назначен также народным комиссаром обороны, а затем и Верховным Главнокомандующим Вооруженными Силами СССР.

В ВГК также входили: А. И. Антипов, С. М. Буденный, М. А. Булганин, А. М. Василевский, К. Е. Ворошилов, Г. К. Жуков и др.

Вскоре ЦК ВКП(б) и Совет Народных Комиссаров СССР принял постановление об утверждении мобилизационного народно-хозяйственного плана на четвертый квартал 1941 г., предусматривавшего увеличение производства военной техники и создания крупных предприятий танкостроительной промышленности в Поволжье и на Урале. Обстоятельства заставили Центральный Комитет Коммунистической партии вначале войны разработать развернутую программу перестройки деятельности и жизни Советской страны на военный лад, которая была изложена в директиве Совнаркома Союза ССР и ЦК ВКП(б) от 29 июня 1941 года партийным, советским организациям прифронтовых областей.

Советское правительство и Центральный Комитет партии призывал народ отрешиться от своего настроения и личных желаний, перейти на священную и беспощадную борьбу с врагом, сражаться до последней капли крови, перестраивать на военный лад народное хозяйство, увеличивать выпуск военной продукции.

«В занятых врагом районах…, указывалось в директиве, …создавать партизанские отряды и диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны всюду и везде, для взрыва мостов дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджога складов и т.д. В захваченных районах создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их мероприятия».

Кроме того проводились беседы с населением на местах. Разъяснялись характер и политические цели начавшейся Отечественной войны.

Основное положение директивы от 29 июня изложил в выступлении по радио 3 июля 1941 года И. В. Сталин. Обращаясь к народу, он объяснил сложившуюся ситуацию на фронте, выразил непоколебимую веру в победу советского народа против немецких оккупантов.

«Наши силы не исчислимы…», подчеркивалось в его речи. «Зазнавшийся враг должен скоро убедиться в этом. Вместе с Красной Армией поднимаются многие тысячи рабочих, колхозников, интеллигенции на войну с напавшим врагом. Поднимутся миллионные массы нашего народа…».

2. Усиление централизации и регламентации жизни общества

Утрата значительной части экономического потенциала, огромные разрушения и людские потери, вызванные вторжением германских войск на территорию СССР, привели к резкому сокращению промышленного и сельскохозяйственного производства. Это потребовало от руководства страны принятия экстренных мер по укреплению экономики, в первую очередь ее оборонных отраслей.

Экономическая ситуация в значительной степени осложнялась тем, что противником в начале войны было захвачено более 1,5 млн. кв. км территории, где проживало 74,5 млн. человек и выпускалось до 50 % промышленной и сельскохозяйственной продукции. Продолжать войну пришлось, имея в тылу промышленный потенциал чуть ли не с начала 30-х годов.

Продолжающееся наступление противника вынудило приступить к массовой эвакуации промышленных и людских ресурсов на восток.

24 июня при СНК создается Совет по эвакуации, под председательством Н.М. Шверника, преобразованный 25 декабря того же года в Комитет по разгрузке транзитных грузов.

Тяжелая обстановка на фронтах Великой Отечественной войны вынуждала проводить массовую эвакуацию одновременно с Украины, из Белоруссии, Прибалтики, Молдавии, Северо-Западного, а позднее и Центрального промышленных районов. Некоторым наркоматам ключевых оборонных отраслей пришлось ставить на колеса почти все свои заводы. В крайне трудных условиях эвакуировались предприятия Запорожья, Днепропетровска, Краматорска, Харькова, Ленинграда.

Под руководством Совета, из районов, которым грозила опасность, в течение июля - ноября 1941 года на Урал, в Поволжье, в Западную и Восточную Сибирь, Среднюю Азию и Казахстан было перебазировано 1523 промышленных предприятия, в том числе 1360 крупных военных. Было эвакуировано более 12 млн. человек, около 2,4 млн. голов скота, значительные запасы продовольствия, сельскохозяйственная техника, культурные ценности.

Тысячи заводов и фабрик гражданского сектора переводились на выпуск боевой техники и иной оборонной продукции.

Так, при слиянии трех предприятий - базового Челябинского тракторного, Ленинградского Кировского и Харьковского дизельного - возник крупнейший танкостроительный комбинат, справедливо названный в народе «Танкоградом».

На основе предприятий сельхозмашиностроения была создана минометная промышленность.

В июне 1941 года правительство приняло решение о серийном производстве реактивных минометных установок - знаменитых «Катюш». Этим занимались 19 головных заводов в кооперации с десятками предприятий различных ведомств.

В рекордные сроки предприятия вводили в строй. Только за первый год войны было возведено 850 заводов разного профиля, шахт и рудников, электростанций, домен и мартеновских печей, прокатных станов, проложены тысячи километров железных и шоссейных дорог. Так, на Магнитогорском комбинате за несколько месяцев была сооружена крупнейшая в Европе доменная печь № 5 мощностью 1400 т чугуна в сутки (в мирное время на строительство домны требовалось 2,5 года).

Значительные трудности испытывал транспорт, особенно железнодорожный, на который легла основная тяжесть воинских перевозок. К тому же наиболее разветвленная железнодорожная сеть оказалась на оккупированной территории. С целью обеспечения четкой работы железнодорожного транспорта 24 июня 1941 года вводится воинский график движения поездов.

Для обеспечения перевода экономики страны на военные рельсы в крупные промышленные центры и на оборонные предприятия направлялись уполномоченные ГКО и Госплана СССР. В сентябре 1941 г. создается Наркомат танковой промышленности под руководством талантливого организатора производства В. А. Малышева, а в ноябре - Наркомат минометного вооружения во славе с опытным инженером, энергичным производственником Д. Ф. Устиновым.

22 июля 1941 года Президиум Верховного Совета СССР принимает указ «О военном положении», предусматривавший введение трудовой повинности и регулирование работы промышленных предприятий.

На следующий день вводится в действие мобилизационный план по производству боеприпасов, а 24 июня при СНК создается Совет по эвакуации, преобразованный 25 декабря того же года в Комитет по разгрузке транзитных грузов.

С 26 июня 1941 года рабочий день был удлинен до 11 часов, введены обязательные сверхурочные работы, отменены отпуска, что в совокупности на треть увеличило загрузку оборудования без привлечения дополнительных рабочих рук. Место ушедших на фронт в цехах, у мартенов, в забоях, на полях и фермах добровольно занимали женщины, молодежь, старики. В дальнейшем (с февраля 1942 года) стала проводиться плановая мобилизация в промышленность и строительство трудоспособного городского населения, включая достигших 14-летнего возраста подростков.

В целях ускорения ввода в действие объектов индустрии 11 сентября принимается постановление «О строительстве промышленных предприятий в условиях военного времени». Президиум Верховного Совета СССР принял 26 декабря 1941 г. указ «Об ответственности рабочих и служащих предприятий военной промышленности за самовольный уход с предприятий» и 13 февраля 1942 г. - «О мобилизации для работы на производстве и в строительстве».

В соответствии с этими указами рабочие и служащие признавались мобилизованными на период войны.

В апреле 1942 г. мобилизация коснулась и сельских жителей. Основную часть мобилизованных составляли женщины. Обязательный минимум трудодней для колхозников значительно увеличился. Его должны были отрабатывать и дети, начиная с 12-летнего возраста.

30 июня 1941 г. создается Комитет по распределению рабочей силы (позднее Комитет по учету и распределению рабочей силы) при Бюро Совнаркома. Комитет с 1942 г. по июль 1945 г. привлек на постоянную работу в промышленность и сельское хозяйство 3 миллиона человек городского и сельского населения, а в учебные заведения трудовых резервов направлено более 2,1 миллиона подростков. Это позволило в 1945 г. довести среднегодовую численность рабочих и служащих до 28,6 миллионов человек, или до 84% к уровню 1940 года. Кроме того, в соответствии с постановлениями ГКО от 10 января и 7 октября 1942 года в рабочие колонны были мобилизованы немцы (свыше 120 тыс. человек), депортированные из различных районов страны.

С этой позиции война явилась апогеем в реализации возможностей советской тоталитарной системы. Несмотря на огромные трудности, режим смог использовать такие преимущества, как сверхцентрализация управления, огромные природные и людские ресурсы, отсутствие личной свободы, а также вызванное патриотическими чувствами напряжение всех сил народа.

3. Условия жизни, труда и быта в тылу

Война создала смертельную угрозу всему нашему народу и каждому человеку в отдельности. Она вызвала огромный морально-политический подъем, энтузиазм и личную заинтересованность большинства людей в победе над врагом и быстрейшем окончании войны. Это стало основой массового героизма на фронте и трудового подвига в тылу.

В стране изменился прежний трудовой режим. Как уже было отмечено, с 26 июня 1941 года для рабочих и служащих вводились обязательные сверхурочные работы, рабочий день для взрослых увеличился до 11 часов при шестидневной рабочей неделе, отпуска были отменены. Хотя эти мероприятия и позволили примерно на одну треть повысить нагрузку производственных мощностей без увеличения численности рабочих и служащих, дефицит рабочих рук все - же нарастал. На производство привлекались конторские служащие, домохозяйки, учащиеся. Были ужесточены санкции для нарушителей трудовой дисциплины. Самовольный уход с предприятий карался сроком заключения от пяти до восьми лет.

В первые недели и месяцы войны экономическая ситуация в стране резко ухудшилась. Враг оккупировал многие важнейшие промышленные и сельскохозяйственные районы, нанес неисчислимый урон народному хозяйству.

Самыми трудными были последние два месяца 1941 г. Если в третьем квартале 1941 г. было выпущено 6600 самолетов, то в четвертом — только 3177. В ноябре объем промышленного производства уменьшился в 2,1 раза. Сократилось поступление на фронт некоторых видов самой необходимой боевой техники, вооружения и особенно боеприпасов.

Трудно измерить всю величину подвига, совершенного в годы войны крестьянством. Из деревень на фронт ушла значительная часть мужчин (их удельный вес снизился среди сельского населения с 21% в 1939 г. до 8,3% в 1945 г.). Основной производительной силой на селе стали женщины, подростки и старики. Даже в ведущих зерновых районах объем работ, выполняемых с помощью живого тягла, весной 1942 г. составил более 50%. Пахали на коровах. Необычно возросла доля ручного труда - сев осуществлялся наполовину вручную.

Государственные заготовки выросли до 44% от валового сбора по зерну, 32% - по картофелю. Отчисления в пользу государства увеличивались за счет фондов потребления, сокращавшихся из года в год.

За время войны население страны дало в долг государству более 100 млрд. рублей и на 13 млрд. приобрело лотерейных билетов. Кроме того, 24 млрд. рублей поступило в фонд обороны. Доля крестьянства составила при этом не менее 70 млрд. рублей.

Личное потребление крестьян резко сократилось. В сельской местности продовольственные карточки не вводились. Хлеб и другие продукты питания отпускались по спискам. Но и эта форма распределения применялась не везде из-за дефицита продуктов.

Существовала предельная годовая норма отпуска промышленных товаров на одного человека: хлопчатобумажных тканей - 6 м, шерстяных - 3 м, обуви - одна пара. Поскольку спрос населения на обувь не удовлетворялся, то начиная с 1943 г. широкое распространение получило изготовление лаптей. Только в 1944 г. их выработано 740 млн. пар.

В 1941-1945 гг. 70-76 % колхозов на один трудодень выдавали не более 1 кг зерна, 40 -45 % хозяйств - до 1 рубля; вообще не выдавали зерна крестьянам 3-4 % колхозов, денег - 25-31% хозяйств.

«Крестьянин получал от колхозного производства лишь 20 г зерна и 100 г картофеля в день - это стакан зерна и одна картофелина. Нередко случалось, что к маю - июню не оставалось и картошки. Тогда в пищу шли свекольный лист, крапива, лебеда, щавель».

Активизации трудовой деятельности крестьянства способствовало постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 13 апреля 1942 г. «О повышении для колхозников обязательного минимума трудодней». Каждый член колхоза должен был отработать не менее 100-150 трудодней. Впервые вводился обязательный минимум для подростков, которым стали выдавать трудовые книжки. Колхозники, не выработавшие установленного минимума, считались выбывшими из колхоза и лишались приусадебного участка. За невыработку трудодней трудоспособные колхозники могли предаваться суду и наказываться исправительно-трудовыми работами в самих колхозах на срок до 6 месяцев.

В 1943 г. не выработали минимума трудодней 13% трудоспособных колхозников, в 1944 г. - 11%. Исключено из колхозов - 8% и 3% соответственно.

Осенью 1941 г. ЦК ВКП (б) принял постановление о создании политотделов при МТС и совхозах. В их задачу входило улучшение дисциплины и организации труда, подбор и подготовка новых кадров, обеспечение своевременного выполнения колхозами, совхозами и МТС планов сельхозработ.

Несмотря на все трудности, сельское хозяйство обеспечило снабжение Красной Армии и населения продовольствием, а промышленности - сырьем.

Говоря о трудовых свершениях и проявленном в тылу массовом героизме, не следует забывать, что война подорвала здоровье миллионов людей.

В материальном отношении народ жил очень трудно. Плохо устроенный быт, недоедание, отсутствие медицинского обслуживания стали нормой жизни.

Доля фонда потребления в национальном доходе в 1942 г. - 56%, в 1943 г. - 49%. Доходы государства в 1942 г. - 165 млрд. рублей, расходы - 183, в том числе на оборону - 108, на народное хозяйство - 32, на социально - культурное развитие - 30 млрд. рублей.

В январе 1943 г. специальная директива ГКО предлагала рассматривать как экономический саботаж даже продуктовую посылку, обмен одежды на хлеб, сахар, спички, покупку в запас муки и др. Вновь, как и в конце 20-х годов, в ход пошла 107-я статья Уголовного кодекса (спекуляция). Страну захлестнула волна фальсифицированных дел, гнавшая в лагеря дополнительную рабочую силу. Например, в Читинской области на рынке две женщины меняли табак на хлеб. Получили по пять лет (1942 г.). На Полтавщине вдова - солдата вместе с соседками собрала на заброшенном колхозном поле полмешка мерзлых бураков. Была «премирована» двумя годами тюрьмы.

Да и на рынок не походишь — нет ни сил, ни времени в связи с отменой отпусков, введением обязательных сверхурочных работ и увеличением рабочего дня до 12-14 часов.

Несмотря на то, что с лета 1941 г. наркомы получили еще больше прав по использованию рабочей силы, более чем на три четверти эта «сила» состояла из женщин, подростков и детей. Взрослые мужчины имели по сто и больше процентов выработки. А что мог «сделать» мальчик 13 лет, под которого ставили ящик, чтобы он дотягивался до станка?..

Снабжение городского населения осуществлялось по карточкам. Раньше всех они были введены в Москве (17 июля 1941 г.) и на следующий день в Ленинграде.

Нормирование затем постепенно распространилось на другие города. Средняя норма снабжения для рабочих составляла 600 г хлеба в день, 1800 г мяса, 400 г жиров, 1800 г крупы и макарон, 600 г сахара в месяц (за грубые нарушения трудовой дисциплины нормы выдачи хлеба уменьшались). Минимальная норма снабжения для иждивенцев составляла соответственно 400, 500, 200, 600 и 400 г., но не всегда удавалось обеспечить население продовольствием даже по установленным нормам.

В критической обстановке; как это было зимой - весной 1942 г. в Ленинграде, минимальная норма отпуска хлеба снижалась до 125 г., люди тысячами погибали от голода.

Таким образом, характер и режим труда людей в тылу мало чем отличался от многих видов работ во фронтовой полосе. Именно их самоотверженный труд обеспечивал армию всем необходимым для победы.

Перенося тяготы и лишения, рабочие эвакуированных предприятий вместе с трудящимися Поволжья, Урала, Сибири, Алтая, Казахстана, Средней Азии к середине 1942 г. ввели в действие свыше 1200 крупных промышленных предприятий, перебазированных с запада. Уже в марте 1942 г. восточные районы страны превзошли по выпуску военной продукции ее общее производство в стране перед началом войны. Урал вскоре стал производить 60% средних и 100% тяжелых танков. Каждый второй снаряд делался из уральской стали.

Перевод народного хозяйства на военный лад занял примерно один год против четырех лет, которые потребовались для этого фашистской Германии. С конца 1942 г. наша промышленность, работавшая на пределе возможностей, стала давать фронту боевой техники, вооружения, боеприпасов и снаряжения значительно больше, чем промышленность Германии.

Танки Т-34, самолеты Ил-2, боевые машины реактивной артиллерии БМ-13 («Катюши») и многие другие образцы боевой техники по своим высоким качествам не имели себе равных. Сельское хозяйство страны заготовило в 1941—1944 гг. 4312 млн. пудов зерна и 5048 тысяч тонн мяса.

Труженики тыла делали все, чтобы обеспечить непрерывный рост военного производства и снабжения армии всем необходимым.

Осенью 1941 г. молодые рабочие М. Попов на «Уралмаше» и В. Шубин на Горьковском автозаводе создали первые в стране комсомольско-молодежные фронтовые бригады. По инициативе уральцев и горьковчан на всех участках военного производства началось соревнование молодежных бригад за почетное звание фронтовых под девизом «В труде, как в бою!». Члены этих бригад выполняли самые ответственные заказы фронта. В августе 1945 г. в стране насчитывалось 154206 комсомольско-молодежных и фронтовых бригад, куда входило свыше 1 млн. 22 тысяч человек.

Увеличение выпуска военной продукции в значительной мере достигалось и за счет капитального строительства, освоения новых энергетических и сырьевых ресурсов. Всего за военные годы в тылу двухмиллионная армия строителей, в том числе заключенные тюрем и концлагерей, соорудила 3500 крупных предприятий и восстановила в освобожденных от вражеской оккупации районах 7500 разрушенных во время войны крупных промышленных объектов.

Железные дороги, на долю которых пришлось около 85% всего грузооборота, доставили фронту более 19 млн. вагонов вооружения, боеприпасов, снаряжения, других материальных средств.

В конце 1942 года создаются 35 паровозных колонн резерва НКПС. Одновременно было построено свыше 3 тыс. км железных дорог. Все это позволило улучшить работу железнодорожного транспорта, грузооборот которого возрос в полтора раза по сравнению с первым кварталом 1942 г.

Ученые и конструкторы, инженеры и техники решали сложные научно-технические задачи, разрабатывали новые пути и способы расширения производства. Большую работу провели специальные комиссии Академии наук СССР по мобилизации ресурсов Урала, Западной Сибири и Казахстана на нужды обороны. Инициатором образования комиссий был президент Академии наук СССР академик В. Л. Комаров.

Широкий масштаб приняли в военные годы патриотические движения за создание Фонда обороны, за сбор средств на вооружение Красной Армии, а также сбор средств и теплых вещей воинам. За четыре года войны добровольные взносы от граждан в Фонд обороны, на строительство боевой техники выразились в сумме 118,2 миллиарда рублей, что почти равнялось среднему годовому расходу на нужды Наркоматов обороны и Военно-Морского Флота.

Благодаря усилиям медиков 72% лечившихся в госпиталях раненых солдат и офицеров возвращались на фронт.

5. Роль деятелей культуры и искусства

В духовном противостоянии с фашистскими агрессорами свою особую роль сыграла наша культура. Все лучшее, что было заложено в культурных традициях народов всей страны, стремилось проявиться таким образом, чтобы помочь миллионам людей осознать свое место, в общем строю.

Самой характерной чертой развития культуры становится углубление интереса к национальному классическому наследию. И это не случайно. Фашизм с его делением народов на «полноценные» и «неполноценные» являл собою пример уничтожения культурного наследия многих народов. «Превосходство арийской культуры», которое несли с собой завоеватели, неизбежно вызывало обратную реакцию. Фашистское варварство в национальных святынях - Ясной Поляне, Петродворце - ясно показывало, что уничтожение национальных культур - одна из главных стратегических целей фашизма. И миллионы людей как бы заново обратились к извечным духовным ценностям. Обрели новый смысл стихи Пушкина и романы Толстого, Тургенева, музыка Глинки и Чайковского.

Патриотическое начало в искусстве проявлялось также и в произведениях, созданных в годы войны советскими писателями, композиторами, художниками. В дни тяжелых испытаний на первое место вышла патриотическая публицистика.

Настоящий подъем переживала поэзия. Самое знаменитое стихотворение военной поры «Жди меня» К. М. Симонова бойцы вырезали из газетных страниц, переписывали, передавали из рук в руки. Широкую популярность приобрели многие лирические стихи, ставшие настоящими народными песнями.

В самые тяжелые дни блокады Ленинграда Д. Шостакович создает гениальную Седьмую симфонию. Патриотическую оперу «Война и мир» пишет С. С. Прокофьев.

Артисты драматических, музыкальных театров, эстрады также вносили свой вклад в общее дело борьбы с врагом. Огромной популярностью у бойцов и командиров пользовались фронтовые театры.

Большой размах приняла концертная деятельность музыкантов и артистов на фронтах и в тылу. В концертах участвовали Л. А. Русланова, Л. О. Утесов, К. И. Шульженко и другие.

Патриотическая тема стала ведущей в документальном и художественном кинематографе. На фронтах находилось 150 кинооператоров.

Многие из художественных произведений, созданных в годы войны, несли главную ценность — они возвышали гуманистические начала в жизни советских людей. Процесс этот шел как через противопоставление практики гитлеризма, уничтожавшего миллионы людей по расовому, национальному признаку; коренным началам народной жизни с ее готовностью самопожертвования во имя Отечества, так и более глубоким раскрытием основ народного характера. Выдающимся примером этого стала поэма А. Т. Твардовского о Василии Теркине, главный герой которой сочетал черты многих реальных людей и персонажа народных сказаний.

Многие деятели культуры выполняли в годы войны еще одну очень важную миссию: их произведения, выступления создавали в странах - союзницах по антигитлеровской коалиции благоприятный фон общественного признания роли нашей страны в борьбе с фашизмом.

Заключение

Итак, в результате анализа и систематизации изученного материала можно сделать следующие выводы.

У подавляющего большинства, если не у всего советского народа, не было сомнений в победе над врагом. Людям военной поры были свойственны высокие патриотические чувства, настроения, устремления. Однако отношение к действительности не было у них однозначным. Здесь сказывались не только атмосфера страха, присущая тому времени, но и уровень общей культуры, наличие информации, характер воспитания, гражданская позиция, прочие факторы.

Вместе с ростом самосознания и гражданской ответственности у людей росла внутренняя независимость и гражданская смелость. Народ в годы войны почувствовал себя ответственным за судьбу отечества, обрёл свободомыслие.

Стиль жизни «в прошлом» содержал позитивную оценку всякой незыблемости устоев, их определением объективным ходом истории, несокрушимой верой в правильность принимаемых решений. Именно стабильность и прочность воспринимались как норма, а всякое расшатывание их - как опасное отклонение от этой нормы. Жизненная ориентация личности была связана не с преобразованием, тем более в масштабах всего общества, а, напротив, с его абсолютной устойчивостью и непоколебимостью.

В годы войны все боялись - и это казалось естественным, потому что страх - чувство, с которым люди рождаются и живут каждый день. Тогда, в годы войны, всё привычное, нормальное, человеческое валилось, разрушалось. Советским людям годами внушалась мысль, что они должны идти на всевозможные жертвы ради укрепления обороноспособности своей страны. И они шли на эти жертвы...

Массовое сознание - явление чрезвычайно сложное и противоречивое, в нём переплетаются элементы социальной психологии, нравственные и мировоззренческие установки. При этом оно представляет собой синтез явлений, уходящий корнями в традиции, обыденную жизнь людей с идеологическими установками, целенаправленно формирующимися структурами власти.

В полной мере это относится к сознанию и духовному миру советских людей в период Великой Отечественной войны.

В ходе войны в сознании народа начинают происходить колоссальные изменения. Очевидно, что без пробуждения личной ответственности, осознания каждым советским человеком собственной необходимости и значимости мы бы не выиграли войну.

Массовый героизм, проявленный в годы войны, также не мог быть случайным, так как в его основе заложена вековая традиция русского народа - защищать Отечество.

История пережитой нашей страной трагедии и достигнутой победы живет сегодня с нами. Она - источник боли и горечи, гордости и славы нашего народа.

Список использованной литературы

1. Большая Российская энциклопедия: В 30 т./Т. 4 - М.: БРЭ, 2006

2. «Вторая мировая война. Итоги и уроки».- М.: Воениздат, В87 1985.

3. Зуев М.Н. «История России с древнейших времен до начала XXI века для поступающих в вузы». - М.: Дрофа, 2007.

4. «История», еженедельное приложение к газете «Первое сентября», №№ 17, 18, 1995.

5. Кузница победы: Подвиг тыла в годы Великой Отечественной войны. Очерки и воспоминания. - 2-е изд.-М.: Политиздат, 1980.

6. О.А. Ржешевский «Кто был кто в Великой Отечественной войне 1941-1945»: Краткий справочник. - М.: Республика, 1995.

Если Курсовая работа, по Вашему мнению, плохого качества, или эту работу Вы уже встречали, сообщите об этом нам.

По известной статистике Великая Отечественная война унесла около 27 млн. жизней граждан Советского Союза. Из них около 10 млн. – солдаты, остальные – старики, женщины, дети. Но статистика молчит о том, сколько детей погибло в годы Великой Отечественной войны. Таких данных просто нет. Война искалечила тысячи детских судеб, отняла светлое и радостное детство. Дети войны, как могли, приближали Победу в меру своих, хоть и маленьких, хоть и слабых, сил. Они хлебнули горя полной чашей, может быть, слишком большой для маленького человека, ведь начало войны совпало для них с началом жизни… Сколько их было угнано на чужбину… Сколько убито нерождёнными…

Сотни тысяч мальчишек и девчонок в годы Великой Отечественной шли в военкоматы, прибавляли себе год-два и уходили защищать Родину, многие погибали за нее. Дети войны зачастую натерпелись от нее не меньше, чем бойцы на фронте. Попранное войной детство, страдания, голод, смерть рано сделали ребятишек взрослыми, воспитав в них недетскую силу духа, смелость, способность к самопожертвованию, к подвигу во имя Родины, во имя Победы. Дети воевали наравне со взрослыми и в действующей армии, и в партизанских отрядах. И это были не единичные случаи. Таких ребят, по данным советских источников, во время Великой Отечественной войны были десятки тысячи.

Вот имена некоторых из них: Володя Казьмин, Юра Жданко, Леня Голиков, Марат Казей, Лара Михеенко, Валя Котик, Таня Морозова, Витя Коробков, Зина Портнова. Многие из них так воевали, что заслужили боевые ордена и медали, а четверо: Марат Казей, Валя Котик, Зина Портнова, Леня Голиков, стали Героями Советского Союза. С первых дней оккупации мальчишки и девчонки начали действовать на свой страх и риск, который действительно был смертельным.

Ребята собирали оставшиеся от боёв винтовки, патроны, пулемёты, гранаты, а затем передавали всё это партизанам, конечно, они серьёзно рисковали. Многие школьники, опять же на свой страх и риск, вели разведку, были связными в партизанских отрядах. Спасали раненных красноармейцев, помогали устраивать подпольщикам побеги наших военнопленных из немецких концлагерей. Поджигали немецкие склады с продовольствием, техникой, обмундированием, фуражом, взрывали железнодорожные вагоны и паровозы. На "детском фронте" воевали как мальчики, так и девочки. Особенно массовым он был в Белоруссии.

В частях и подразделениях на фронте вместе с бойцами и командирами нередко воевали подростки 13-15 лет. В основном это были дети, лишившиеся своих родителей, в большинстве случаев убитых или угнанных немцами в Германию. Дети, оставшиеся в разрушенных городах и сёлах становились беспризорными, обречёнными на голодную смерть. Страшно и трудно было остаться на оккупированной врагом территории. Детей могли отправить в концлагерь, вывезти на работы в Германию, превратив в рабов, сделать донорами для немецких солдат и т.д.

Кроме этого, немцы в тылу совсем не стеснялись, и со всей жестокостью расправлялись с детьми. "...Часто из-за развлечений группа немцев на отдыхе устраивала себе разрядку: бросали кусок хлеба, дети бежали к нему, а вслед им автоматные очереди. Сколько детей погибло из-за таких забав немцев по всей стране! Опухшие от голода дети могли что-то взять, не смысля, съестное у немца, и тут же очередь из автомата. И наелся ребенок навек!" (Солохина Н.Я., Калужская область, г. Людиново, из статьи «Мы родом не из детства», «Мир новостей», №27, 2010, с. 26).
Поэтому, проходящие по этим местам части Красной Армии чутко относились к таким ребятам и часто забирали их с собой. Сыны полков – дети военных лет воевали против немецких оккупантов наравне со взрослыми. Маршал Баграмян вспоминал, что смелость, отвага подростков, их изобретательность в выполнении заданий поражали даже старых и опытных солдат.

"Федя Самодуров. Феде 14 лет, он воспитанник мотострелковой части, которой командует гвардии капитан А. Чернавин. Подобран был Федя на своей родине, в разрушенном селе Воронежской области. Вместе с частью участвовал в боях за Тернополь, с пулемётным расчётом вышибал немцев из города. Когда почти весь расчёт погиб, подросток вместе с уцелевшим бойцом взялся за пулемёт, долго и упорно отстреливаясь, задержал врага. Федя был награждён медалью «За отвагу».
Ваня Козлов. Ване 13 лет, он остался без родных и уже второй год находится в мотострелковой части. На фронте он доставляет пищу, газеты и письма бойцам в самых сложных условиях.
Петя Зуб. Не менее трудную специальность избрал себе Петя Зуб. Он давно решил стать разведчиком. Родители его убиты, и он знает, как можно рассчитаться с проклятым немцем. Вместе с опытными разведчиками добирается до врага, сообщает по радио его местонахождение, и артиллерия по их указке даёт огонь, сокрушая фашистов". («Аргументы и факты», №25, 2010, с. 42).

Воспитанник 63-й гвардейской танковой бригады Анатолий Якушин за спасение жизни командира бригады получил орден Красной Звезды. Примеров героического поведения детей и подростков на фронте существует достаточно много…

Таких ребят во время войны погибло и пропало без вести очень много. В повести Владимира Богомолова «Иван» можно прочитать о судьбе юного разведчика. Родом Ваня был из Гомеля. В войну погибли его отец и сестрёнка. Мальчику пришлось пережить многое: он был и в партизанах, и в Тростянце – в лагере смерти. Массовые расстрелы, жестокое обращение с населением вызывали и у детей огромное желание мстить. Попадая в гестапо, подростки проявляли удивительные мужество и стойкость. Вот как описывает автор гибель героя повести: "...21 декабря сего года в расположении 23-го армейского корпуса, в запретной зоне близ железной дороги, чином вспомогательной полиции Ефимом Титковым был замечен и после двухчасового наблюдения задержан русский, школьник 10 – 12 лет, лежавший в снегу и наблюдавший за движением эшелонов на участке Калинковичи – Клинск... На допросах держался вызывающе: не скрывал своего враждебного отношения к немецкой армии и Германской империи. В соответствии с директивой Верховного командования вооруженными силами от 11 ноября 1942 года расстрелян 25.12.43 г. в 6.55".

Девочки тоже активно участвовали в подпольной и партизанской борьбе на оккупированной территории. Пятнадцатилетняя Зина Портнова приехала из Ленинграда к родственникам в 1941 г. на летние каникулы в деревню Зуй Витебской области. Во время войны стала активным участником Обольской антифашистской подпольную молодёжной организации «Юные мстители». Работая в столовой курсов переподготовки немецких офицеров, по указанию подполья отравила пищу. Участвовала в других диверсиях, распространяла листовки среди населения, по заданию партизанского отряда вела разведку. В декабре 1943 г., возвращаясь с задания, она была арестована в деревне Мостище и опознана предателем. На одном из допросов, схватив со стола пистолет следователя, застрелила его и ещё двух гитлеровцев, пыталась бежать, но была схвачена, зверски замучена и 13 января 1944 г. расстреляна в тюрьме г. Полоцка.

А шестнадцатилетняя школьница Оля Демеш со своей младшей сестрой Лидой на станции Орша в Белоруссии по заданию командира партизанской бригады С. Жулина взрывали с помощью магнитных мин цистерны с горючим. Конечно, девчонки привлекали к себе куда меньше внимания немецкой охраны и полицаев, чем мальчики-подростки или взрослые мужчины. Но ведь девочкам впору в куклы было играть, а они сражались с солдатами вермахта!

Тринадцатилетняя Лида часто брала корзину или сумку и уходила на железнодорожные пути собирать уголь, добывая разведданные о немецких военных эшелонах. Если ее останавливали часовые, она объясняла, что собирает уголь, чтобы отапливать комнату, в которой живут немцы. Маму Оли и младшую сестрёнку Лиду фашисты схватили и расстреляли, а Оля продолжала бесстрашно выполнять задания партизан. За голову юной партизанки Оли Демеш фашисты обещали щедрую награду – землю, корову и 10 тысяч марок. Копии ее фотографии были розданы и разосланы всем патрульным службам, полицаям, старостам и тайным агентам. Захватить и доставить ее живьем – таков был приказ! Но поймать девочку не удалось. Ольга уничтожила 20 немецких солдат и офицеров, пустила под откос 7 вражеских эшелонов, вела разведку, участвовала в «рельсовой войне», в уничтожении немецких карательных подразделений.

С первых дней войны у детей было огромное желание хоть чем-нибудь помочь фронту. В тылу дети изо всех сил помогали взрослым во всех делах: участвовали в противовоздушной обороне – дежурили на крышах домов во время вражеских налетов, строили оборонительные укрепления, собирали черный и цветной металлолом, лекарственные растения, участвовали в сборе вещей для Красной Армии, работали на воскресниках.

Сутками трудились ребята на заводах, фабриках и производствах, встав за станки вместо ушедших на фронт братьев и отцов. Дети трудились и на оборонных предприятиях: делали взрыватели к минам, запалы к ручным гранатам, дымовые шашки, цветные сигнальные ракеты, собирали противогазы. Работали в сельском хозяйстве, выращивали овощи для госпиталей. В школьных пошивочных мастерских пионеры шили для армии белье, гимнастерки. Девочки вязали теплые вещи для фронта: варежки, носки, шарфы, шили кисеты для табака. Ребята помогали раненым в госпиталях, писали под их диктовку письма родным, ставили для раненых спектакли, устраивали концерты, вызывая улыбку у измученных войной взрослых мужчин. Об одном таком концерте есть трогательное стихотворение у Е. Евтушенко:

"В палате выключили радио...
И кто-то гладил мне вихор.
В Зиминским госпитале раненым
Давал концерт наш детский хор..."

А тем временем голод, холод, болезни в два счета расправлялись с хрупкими маленькими жизнями.
Ряд объективных причин: уход учителей в армию, эвакуация населения из западных районов в восточные, включение учащихся в трудовую деятельность в связи с уходом на войну кормильцев семьи, передача многих школ под госпитали и др., помешали развёртыванию в СССР во время войны всеобщего семилетного обязательного обучения, начатого в 30-е годы. В оставшихся учебных заведениях обучение велось в две-три, а иногда и четыре смены. При этом дети вынуждены были сами запасать дрова для котельных. Учебников не было, а из-за нехватки бумаги писали на старых газетах между строчками. Тем не менее, открывались и новые школы, создавались дополнительные классы. Для эвакуированных детей создавались школы-интернаты. Для той молодежи, которая в начале войны оставила школу и была занята в промышленности или в сельском хозяйстве, в 1943 году были организованы школы рабочей и сельской молодежи.

В летописи Великой Отечественной войны до сих пор остаётся ещё много малоизвестных страниц, например, судьба детских садов. "Оказывается, в декабре 1941-го в осажденной Москве в бомбоубежищах работали детские сады. Когда враг был отброшен, они возобновили свою работу быстрее, чем многие вузы. К осени 1942 года в Москве открылись 258 садиков!

Более пятисот воспитателей и нянь осенью 1941-го рыли окопы на подступах к столице. Сотни работали на лесозаготовках. Воспитательницы, еще вчера водившие с детьми хоровод, сражались в московском ополчении. Под Можайском героически погибла воспитательница детскою сада Бауманского района Наташа Яновская. Воспитатели, оставшиеся с детьми, не совершали подвигов. Они просто спасали малышей, у которых отцы воевали, а матери стояли у станков. Большинство детских садов во время войны стали интернатными, дети находились там днем и ночью. И чтобы накормить детей в полуголодное время, охранить их от холода, дать им хоть капельку уюта, занять их с пользой для ума и души – для такой работы необходимы были огромная любовь к детям, глубокая порядочность и безграничное терпение". (Д. Шеваров «Мир новостей», №27, 2010, с. 27).

"Играйте же, дети
Растите на воле!
На то вам и красное
Детство дано" , – писал Некрасов Н.А., но война лишила и детсадовцев «красного детства». Рано повзрослели и эти маленькие детишки, быстро разучившись шалить и капризничать. На детские утренники в садики приходили из госпиталей выздоравливающие бойцы. Раненые солдаты долго аплодировали маленьким артистам, улыбаясь сквозь слезы... Тепло детского праздника согревало израненные души фронтовиков, напоминало о доме, помогало вернуться с войны невредимыми. Ребята из детских садов и их воспитательницы тоже писали письма солдатам на фронт, посылали рисунки, подарки.

У детей изменились игры, появилась "…новая игра – в госпиталь. В больницу играли и раньше, но не так. Теперь раненые для них – реальные люди. А вот в войну играют реже, потому что никто не хочет быть фашистом. Эту роль у них выполняют деревья. В них стреляют снежками. Научились оказывать помощь пострадавшим – упавшим, ушибленным". Из письма мальчика фронтовику: "Мы раньше тоже часто играли в войну, а теперь гораздо реже – надоела война, скорее бы она кончилась, чтобы мы опять хорошо жили…" (Там же).

В связи с гибелью родителей в стране появилось много беспризорных детей. Советское государство, несмотря на тяжелое военное время, все же выполняло свои обязательства перед детьми, оставшимися без родителей. Для борьбы с безнадзорностью была организована и открыта сеть детских приемников и детских домов, организовано трудоустройство подростков. Многие семьи советских граждан стали брать к себе на воспитание детей-сирот, где они обрели себе новых родителей. К сожалению, далеко не все воспитатели и руководители детских учреждений отличались честностью и порядочностью. Вот некоторые примеры.

"Осенью 1942 г. в Починковском районе Горьковской области были пойманы одетые в лохмотья дети, воровавшие картофель и зерно с колхозных полей. Выяснилось, что «урожай собирали» воспитанники районного детского дома. И делали они это отнюдь не от хорошей жизни. При проведении дальнейшего расследования местные милиционеры раскрыли преступную группу, а, по сути, банду, состоявшую из сотрудников данного учреждения. Всего по делу были арестованы семь человек, в том числе директор детдома Новосельцев, бухгалтер Сдобнов, кладовщица Мухина и другие лица. При обысках у них были изъяты 14 детских пальто, семь костюмов, 30 метров сукна, 350 метров мануфактуры и другое незаконно присвоенное имущество, с большим трудом выделенное государством в это суровое военное время.

Следствие установило, что путем недодачи полагающейся нормы хлеба и продуктов указанные преступники только в течение 1942 г. расхитили семь тонн хлеба, полтонны мяса, 380 кг сахара, 180 кг печенья, 106 кг рыбы, 121 кг меда и т.д. Все эти дефицитные продукты работники детдома распродавали на рынке либо просто сами проедали. Только один товарищ Новосельцев ежедневно получал на себя и членов своей семьи пятнадцать порций завтраков и обедов. За счет воспитанников неплохо питался и остальной обслуживающий персонал. Детей же кормили «блюдами», приготовленными из гнилья и овощей, ссылаясь при этом на плохое снабжение. За весь 1942 г. им лишь один раз выдали по одной конфетке к 25-й годовщине Октябрьской революции… И что самое удивительное, директор детдома Новосельцев в том же 1942 г. получил от наркомата просвещения почетную грамоту за отличную воспитательную работу. Все эти фашисты заслуженно были приговорены к длительным срокам заключения". (Зефиров М.В., Дектярёв Д.М. «Всё для фронта? Как на самом деле ковалась победа», с. 388-391).

"Аналогичные случаи преступлений и невыполнения педагогическими работниками своих обязанностей выявлялись и в других регионах. Так, в ноябре 1942 г. в Саратовский городской комитет обороны было направлено специальное сообщение о тяжелом материально-бытовом положении воспитанников детских домов… Интернаты отапливаются плохо или вообще находятся без топлива, теплой одеждой и обувью дети не обеспечены, в результате несоблюдения элементарных социально-гигиенических правил наблюдаются инфекционные заболевания. Воспитательная работа запущена… В интернате в селе Нестерове в некоторые дни дети вовсе не получали хлеба, словно проживали не в тыловой Саратовской области, а в блокадном Ленинграде. Учеба из-за отсутствия учителей и нехватки помещений была давно заброшена. В интернатах Ровенского района, в селе Волкове и других, дети также по нескольку дней вообще не получали хлеба". (Там же с. 391-392).

«Ах, война, что ж ты сделала, подлая...» За долгих четыре года, которые продолжалась Великая Отечественная война, дети, от малышей до старших школьников, сполна испытали все её ужасы. Война каждый день, каждую секунду, каждый сон и так на протяжении почти четырёх лет. А ведь война в сотни раз страшнее, если видеть ее детскими глазами… И никакое время не сможет вылечить раны от войны, тем более детские. «Эти годы, что были когда-то, горечь детства забыть не дает…»

Ctrl Enter

Заметили ошЫ бку Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter

Да разве об этом расскажешь В какие ты годы жила! Какая безмерная тяжесть На женские плечи легла!.. В то утро простился с тобою Твой муж, или брат, или сын, И ты со своею судьбою Осталась один на один. Один на один со слезами, С несжатыми в поле хлебами Ты встретила эту войну. И все - без конца и без счёта - Печали, труды и заботы Пришлись на тебя на одну. Одной тебе - волей-неволей - А надо повсюду поспеть; Одна ты и дома и в поле, Одной тебе плакать и петь. А тучи свисают всё ниже, А громы грохочут всё ближе, Всё чаще недобрая весть. И ты перед всею страною, И ты перед всею войною Сказалась - какая ты есть. Ты шла, затаив своё горе, Суровым путём трудовым. Весь фронт, что от моря до моря, Кормила ты хлебом своим. В холодные зимы, в метели, У той у далёкой черты Солдат согревали шинели, Что сшила заботливо ты. Бросалися в грохоте, в дыме Советские воины в бой, И рушились вражьи твердыни От бомб, начинённых тобой. За всё ты бралася без страха. И, как в поговорке какой, Была ты и пряхой и ткахой, Умела - иглой и пилой. Рубила, возила, копала - Да разве всего перечтёшь? А в письмах на фронт уверяла, Что будто б отлично живёшь. Бойцы твои письма читали, И там, на переднем краю, Они хорошо понимали Святую неправду твою. И воин, идущий на битву И встретить готовый её, Как клятву, шептал, как молитву, Далёкое имя твоё... М.Исаковской, 1945.

В этот Великий день давайте вспомним о женщинах, который остались дома один на один со всей страшной жизнью...

Сельское хозяйство во время Великой Отечественной войны.

"Мы зажиточными стали,
Вот спасибо тебе, Сталин,
Дорогой отец!
Дорогой отец!"

колхозник Ольховский

В довоенные годы сельские жители составляли большинство населения Советского Союза. Семьи, как правило, были многочисленные, родители и дети жили и трудились в одном колхозе или совхозе. Оккупация во время войны ряда крупных сельскохозяйственных районов, изъятие из сельского хозяйства большого количества техники, уход на фронт почти всех трудоспособных мужчин и, прежде всего, механизаторов, конечно, нанесли серьёзный ущерб сельскому хозяйству. 1941 г. оказался особенно тяжёлым для русской деревни. В СССР на тружеников сельского хозяйства почти не распространялась система бронирования от призыва в Красную Армию, поэтому после мобилизации миллионы семей в миг остались без своих кормильцев.

Многие женщины и девушки - труженицы колхозов, совхозов и МТС тоже были мобилизованы в армию. Кроме этого, сельские жители мобилизовались и на работу в промышленность, на транспорт, а так же заготовку топлива. После всех мобилизаций нелегкий крестьянский труд целиком лег на плечи женщин, стариков, подростков, детей и инвалидов. В годы войны женщины составляли 75% работников сельского хозяйства, 55% механизаторов МТС, 62% комбайнеров, 81% трактористов. Из колхозов изъяли и отправили на фронт все, что могло ездить и ходить, то есть все исправные трактора и здоровых лошадей, оставив крестьян с ржавыми колымагами и слепыми клячами. В то же время, безо всяких скидок на трудности, власти обязали ослабленное ими же крестьянство бесперебойно снабжать город и армию сельскохозяйственной продукцией, а промышленность - сырьем.

Рабочий день во время посевной начинался в четыре часа утра и заканчивался поздно вечером, при этом голодным селянам надо было успеть еще и засадить свой собственный огород. "Из-за отсутствия техники все работы приходилось выполнять вручную. Впрочем, народ у нас находчивый. Колхозницы навострились пахать, запрягая в плуг женщин, что посильнее. И те тащили его не хуже трактора. Особенно в этом преуспели работники колхоза «Маяк Октября» Ковернинского района. Там взяли за почин запрягать в плуг сразу по восемь женщин! Уполномоченный КПК при ЦК ВКП(б) по Горьковской области В.Е. Педьев 31 мая 1944 г. писал секретарю ЦК Г.М. Маленкову: «Имеют место массовые факты, когда колхозницы впрягаются по пять-шесть человек в плуг и на себе пашут приусадебные участки. Местные партийные и советские организации мирятся с этим политически вредным явлением, не пресекают их и не мобилизуют массы колхозников на ручную копку своих приусадебных участков и использование для этой цели крупного рогатого скота". (Зефиров М.В. Дёгтев Д.М. «Всё для фронта? Как на самом деле ковалась победа», «АСТ Москва», 2009 г., с 343).

Конечно, по возможности, труженики сельского хозяйства использовали на пахоте, бороновании и перевозке тяжестей своих личных коров. За свою тяжёлую работу крестьяне получали трудодни. В колхозах, как таковой, зарплаты не было. После выполнения обязательств перед государством по поставкам сельхозпродукции, свои доходы колхозы распределяли среди колхозников, пропорционально выработанным им трудодням. Причём денежная составляющая дохода колхозников на трудодни была незначительной. Обычно на трудодни крестьянин получал сельхозпродукты. Для колхозников, занимающихся выращиванием технических культур, например хлопководством, денежные выплаты были значительно выше. Но в целом по стране перед войной оставался довольно большой разрыв между натуральной и денежной составляющей трудодня.

До войны минимум трудодней еще был довольно гуманным. Для укрепления трудовой дисциплины постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 27 мая 1939 г. «О мерах охраны общественных земель колхозов от разбазаривания» устанавливался обязательный минимум трудодней для трудоспособных колхозников - 100, 80 и 60 трудодней в год (в зависимости от краев и областей). То есть, получалось, что 305 дней в году крестьянин мог работать на своем участке, а остальные 60 был обязан бесплатно трудиться на государство. Причем приходились они, как правило, на посевную и уборочную. Но одновременно устанавливалась, так называемая, средняя выработка на один колхозный двор, и она составляла к началу войны более 400 трудодней на подворье.

Колхозники, которые не сумели в течение года выработать необходимый минимум трудодней, должны были исключаться из колхоза, лишаться приусадебных участков и преимуществ, установленных для колхозников. Но государству показалось мало получать от колхозов одни лишь сельхозпродукты, и оно не постеснялось ввести еще и продовольственный, и денежный налоги с каждого подворья! Кроме того, колхозников приучили "добровольно" подписываться на всякого рода государственные займы и облигации.

Во время войны произошло сокращение посевных земель и ресурсов для их обработки, что естественно привело к необходимости максимально изымать зерно у колхозов, и в большем объеме прекращению продовольственных оплат на трудодни, особенно в 1941-1942 гг. 13 апреля 1942 г. вышло постановление правительства «О повышении для колхозников обязательного минимума трудодней». Согласно ему, каждый колхозник старше 16 лет должен был теперь отработать для различных краев и областей (по группам) 100, 120 и 150 трудодней, а подростки (от 12 до 16 лет) - 50.

По Указу Президиума Верховного Совета СССР от 15 апреля 1942 г колхозники, не выполнявшие норму, несли уголовную ответственность и могли быть преданы суду, а также карались исправительно-трудовыми работами на срок до 6 месяцев с удержанием из оплаты до 25 процентов трудодней. Но это удержание производилось не в пользу государства, а в пользу колхоза. Такое решение способствовало заинтересованности колхоза в том, чтобы данное преступление не утаивалось, и позволяло ему удержанными фондами лучше обеспечить нуждающихся.

Еще до принятия этого постановления, наказания для граждан были достаточно суровыми. "Типичный пример - судьба колхозниц хозяйства «Красная волна» Кротовой и Лисициной. Не выработав трудодней, они в сентябре 1941 г. отправились рыть картофель на своих личных участках. Их примеру последовали другие «неустойчивые» колхозники в количестве 22 человек. На требование идти работать в колхоз смелые крестьянки ответили отказом. В результате обе женщины были репрессированы и приговорены к пяти годам лишения свободы каждая". (Там же с. 345).

Постановление от 13 апреля 1942 г. не только повысило годовой минимум трудодней, но в интересах обеспечения выполнения различных сельхозработ установило колхозникам определенный минимум трудодней для каждого периода сельскохозяйственных работ. Так в колхозах первой группы с минимумом 150 трудодней в год надо было выработать до 15 мая не менее 30 трудодней, с 15 мая по 1 сентября - 45, с 1 сентября до 1 ноября - 45. Остальные 30 - после 1 ноября.

Если в 1940 г. средняя выдача зерна колхозникам по трудодням в СССР составила 1,6 кг, то в 1943 г. - 0,7 кг, а в 1944 г. - 0,8 кг. В период первых лет восстановления народного хозяйства, в том числе и в связи с засухой и общим падением урожайности выдача зерна и бобовых на трудодни по колхозам еще более уменьшилась: в 1945г. до 100 грамм на трудодень выдавало 8,8 % колхозов; от 100 до 300 - 28,4 %; от 300 до 500 - 20,6 %; от 500 до 700 - 12,2 %; от 700 г до 1 кг - 10,6 %; от 1 кг до 2 кг - 10,4 %; более 2-х кг. - 3,6 %. В некоторых колхозах крестьянам на трудодни сельхозпродукция вообще не выдавалась.

Советская колхозная система сильно напоминала крепостное право, отменённое в 1861 г., во время которого крестьяне жили относительно "свободно", но были обязаны два-три дня в неделю отрабатывать барщину - бесплатно трудиться на помещичьих землях. Советские крестьяне не имели паспортов, поэтому не могли свободно выезжать из деревни, да и выйти из колхоза, в который они ранее "добровольно" вступили, тоже было практически невозможно. Трудодни фактически представляли собой модифицированную барщину. При этом Советская власть вообще стремилась по возможности заставить людей работать именно бесплатно.

Формально должность председателя являлась выборной, и он избирался на собрании колхозников открытым либо тайным голосованием. Однако на деле никакой демократии не существовало. Партийные органы были заинтересованы в жесткой вертикали власти, чтобы председатель отчитывался за свою работу не перед народом, а непосредственно перед вышестоящими инстанциями. Поэтому занять должность председателя колхоза по неформальному правилу мог только член ВКП(б), как правило, их назначением и увольнением занимались райкомы партии. В народе это действо получило прозвище "посадить и высадить". Некоторые распоясавшиеся руководители хозяйств и вовсе относились к колхозникам как к рабам. "Так, председатель колхоза «За сталинский путь» Ардатовского района И. Калаганов за плохую прополку свекольного поля заставил двух работавших на нем подростков прилюдно съесть целую кучу сорняков. Разъезжая верхом в нетрезвом состоянии по своим «фазендам», Калаганов также сек плетью попадавшихся колхозников и заставлял их кланяться ему, словно барину". (Там же с. 347).

Когда сельхозработы наконец заканчивались, и наступала зима, "высвободившуюся" рабочую силу немедленно бросали на заготовку топлива для электростанций, то есть на морозе пилить дрова и выкапывать мерзлый торф, а потом на своем же горбу тащить все это на ближайшую железнодорожную станцию. Помимо этого, сельских жителей часто привлекали к различным другим "временным" работам: строить оборонительные сооружения, восстанавливать разрушенные бомбежками предприятия, строить дороги, очищать от снега аэродромы авиации ПВО и т.п. За весь этот непосильный труд государство вознаграждало их дополнительными трудоднями и почетными грамотами.

"Между тем многие семьи, лишившиеся кормильцев, ушедших на фронт, оказывались в совершенно плачевном состоянии. Так, в конце 1942 г. в колхозе «Им. 12-летия Октября» Безымянского района Саратовской области участились случаи опухания колхозников из-за недоедания. Например, семья эвакуированной Селищевой, у коей четыре сына воевали на фронте, получила за весь год только 36 кг хлеба в качестве «зарплаты» за труд в колхозе. В итоге женщина и другие члены ее семьи опухли… В Салганском районе Горьковской области семья фронтовика Воронова с пятью детьми и престарелыми родителями жила в полной нищете. Опухшие от голода дети защитника Отечества ходили по деревне в рваной одежде и просили милостыню. В семье погибшего фронтовика Осипова трое детей и жена опухли от голода, дети вообще не имели одежды и тоже просили милостыню. И таких примеров были тысячи". (Там же с. 349).

Хлеба, как основного продукта, постоянно не хватало. Из-за нехватки муки его пекли с примесями, добавляя желуди, картошку и даже картофельные очистки. Нехватку сахара граждане научились компенсировать, изготовляя из тыквы и свеклы самодельный мармелад. Кашу, например, варили из семян лебеды, лепёшки пекли из конского щавеля. Вместо чая использовали листья черной смородины, сушеную морковь и прочие травы. Зубы чистили обычным углем. Вообще, выживали, как могли. Лошадей, как и людей, тоже не жалели. Истощенные, изголодавшиеся кобылы бродили по полям и дорогам в поиске пищи, не выдерживали и погибали в "битве за урожай". Из-за отсутствия электричества крестьянам приходилось освещать своё жильё самодельными керосиновыми лампами да лучинами. В результате пожарища выкашивали целые поселки, сотни крестьян оставались без крыши над головой.

Впрочем, крестьяне отвечали на суровые условия жизни по-своему. При отработке трудодней голодные и усталые труженики работали вполсилы или халтурно, через каждые полчаса устраивали перекуры и передыхи. Часто в дело вмешивались погода и прочие условия. Трудодень, проведенный впустую, в народе называли "палочкой". Да и сам колхозный строй был совершенно неэффективным, зачастую огромные усилия тратились совершенно впустую, имеющиеся ресурсы расходовались нерационально. Процветала обезличка, когда было неизвестно, кто и за что отвечает, за кем закреплено то или иное поле. Следовательно, начальству спросить было не с кого, отвечал весь колхоз. Партийные органы же в духе времени объясняли низкую производительность труда отсутствием партийно-массовой работы. Так, высокую себестоимость зерна в колхозе «Память Ленина» объяснили тем, что "доклад великого Сталина до сознания колхозников не доведен".

Тяжело жилось в войну не только колхозникам, но и работавшим на селе бюджетникам, в частности, учителям сельских школ. К тому же зарплата и так называемые "квартирные", положенные сельским учителям по закону, постоянно задерживались государством. Из-за нехватки продовольствия и низкой оплаты труда им зачастую приходилось наниматься в колхозы пастухами.

Самое удивительное заключается в том, что, несмотря на все это, советское сельское хозяйство все же добилось значительных успехов в снабжении армии и городов, пускай и не досыта. Несмотря на столь тяжёлые условия жизни, наши крестьяне упорно ковали Победу над врагом в тылу, налаживая сельскохозяйственное производство, чтобы государство получило в свое распоряжение необходимое количество продовольствия и сырья; проявляли материнскую заботу о фронтовиках, их семьях и детях, помогали эвакуированным. Многие значительно перекрывали нормы по трудодням. Но этот действительно трудовой подвиг дался слишком дорогой ценой. Мероприятия советской власти в отношении сельского хозяйства, с упорством, достойным лучшего применения, проводившиеся в 1930-1940 гг., полностью подорвали генофонд деревни, традиции русских крестьян и разрушили некогда крепкие русские сёла, славившиеся качественной сельскохозяйственной продукцией.

Война потребовала мобилизации всех сил и ресурсов страны на борьбу с врагом, она привела к изменению образа жизни, ухудшению бытовых условий, нарастанию материальных трудностей. Малозначимые, на первый взгляд вопросы, превращались в трудноразличимые проблемы: чем накормить себя, детей, стариков, во что одеть, обуть, как вылечить, вывести вшей и многие другие стали повседневными. От их решения во многом зависело душевное и физическое состояние тружеников тыла, их желание и возможность работать, выполнять общественные поручения, поддерживать близких на фронте.
В последнее время к социально-бытовым вопросам военной поры обращается всё больше исследователей . Большинство разделяет точку зрения А.В. Шалака, который считает, что наряду с описанием героических сражений, массового патриотизма, трудовых подвигов была и «другая сторона правды о войне – это реальная жизнь миллионов людей и каждого человека отдельно с их повседневными нуждами и заботами» .
Война резко нарушила привычный образ жизни народа. Сократились реальные доходы, значительно ухудшился и без того низкий жизненный уровень. Трудноразрешимые проблемы возникли в удовлетворении самых насущных потребностей в пище, одежде, жилье, топливе. Прежде всего, были объективные причины ухудшения социально-бытового положения населения. Основную долю средств в условиях войны поглощали военные расходы, которые только за 1940–1942 гг. возросли на 91,2 %. Сумма же пособий по временной нетрудоспособности по стране возросла с 402 до 1669 млн рублей, что косвенно свидетельствовало о резком ухудшении состояния здоровья народа .
Потребности фронта и тыла постоянно заставляли изыскивать эффективные пути использования трудовых ресурсов, вовлекать в производство новые слои населения.
Уже в июне 1941 г. были введены обязательные сверхурочные работы и отменены отпуска. В 1942 г. в целях обеспечения кадрами оборонных отраслей хозяйства была проведена мобилизация трудоспособного населения. Доля женщин в общей численности рабочих и служащих достигла в этом году 53 %. Среди занятых в промышленности в 1942 г. лица в возрасте до 18 лет составили
15 %.
Решение многих самых простых житейских вопросов повседневно вырастало в серьезную трудноразрешимую проблему. Одной из причин этого было разрушение жилищного фонда, массовая миграция и эвакуация населения, после чего быт миллионов людей приходилось организовывать заново, практически с нуля.
Рабочие общежития города Горького, например, до начала января 1943 г. практически не отапливались. В общежитиях заводов им. Молотова, им. Маленкова, станкостроительного завода им. Кагановича и других температура воздуха не превышала 7–8 градусов. В них рабочие жили на кухне и спали на столах. Постельное белье не менялось по месяцу и более. В общежитиях автозавода из
3200 проживающих не имели одеял 200 человек, на станкозаводе из
870 человек – 620, на заводе им. Маленкова из 220 человек – 153, по этим причинам рабочие спали в верхней одежде, накрывались матрасами с коек соседей, которые работали в других сменах. Во многих общежитиях не было необходимого инвентаря. В общежитии завода «Красное Сормово» не хватало столов и табуреток, отсутствовали умывальники, бачки для питьевой воды и радио. Рабочие принимали пищу, сидя на постелях .
В ряде городов Урала размеры жилой площади на одного жителя сократились до 2–2,5 квадратных метров. До войны в Нижнем Тагиле проживало 150 тыс. человек и средняя обеспеченность жилой площадью составляла 4 квадратных метра на человека. В результате притока эвакуированных к концу 1942 г. в городе проживало
500 тыс. человек на каждого из которых приходилось лишь 1,8 квадратных метра жилой площади . Случалось, в общежитии на двух рабочих приходилась одна койка – пока один работал, другой спал, а потом они менялись местами. Вокруг эвакуированных предприятий возникали целые поселки из землянок, которые в документах тех лет официально именовались «жилыми помещениями упрощенного типа».
Снабжение в Нижнем Тагиле, за исключением хлеба, на протяжении всей войны не соответствовало нормам. Поэтому важную роль играло огородничество, особенно у коренных жителей. «При доме был огород 7 соток, выращивали все овощи, картофель, – вспоминает школьница военной поры К. М. Данилушкина. – Конечно, огород помогал выживать, но для такой семьи (8 человек, в том числе пятеро взрослых) он был маловат… Весной варили лебеду, крапиву».

Еще труднее было эвакуированным. «Около бараков и землянок вся земля была вскопана и засажена картошкой, – вспоминала военные годы жительница района Вагоностроительного завода, – оставались только узенькие тропинки, чтобы можно было пройти».
В конце 1941 – начале 1942 гг. в общественных столовых были очереди. Чтобы пообедать тратили по 2–3 часа. Обеспечение посудой не превышало 20 % потребности. Нередко ложки приходилось приносить с собой. Питание было скудным, низкокалорийным.
В 1943–1944 гг. положение с питанием существенно улучшилось. При столовых откармливались свиньи, работники столовых занимались сбором ягод, грибов, дикого лука и салата. Работали подсобные хозяйства предприятий .
Экстремальными были условия жизни в ГУЛАГе, где в 1941–1942 гг. на человека приходилось менее одного квадратного метра жилой площади. Только в 1944 г. здесь положение стало улучшаться. От холода, недоедания, перенаселенности бараков и тяжелого труда заключенные болели и умирали. В 1942–1945 гг. по этим причинам ГУЛАГ потерял 627637 человек .
Скученность, теснота, резкое ухудшение санитарных условий были характерны для бытовых условий и других социальных групп населения. Как показал опрос секретарей комсомольских организаций педагогических и учительских институтов страны, сделанный ЦК ВЛКСМ в августе 1944 г., материально-бытовые трудности, нехватку, а нередко отсутствие литературы и учебников, письменных принадлежностей, спортивного инвентаря, одежды и обуви остро ощущали студенты большинства учебных заведений.
Кировский государственный педагогический институт к началу первого военного учебного года имел лишь 12 комнат на 46 студенческих групп. Занятия поочередно проводились с 8 до 24 часов. Студенты писали на старых книгах, газетах, отдельных листах из архивных дел. В связи с недостатком помещений для общежития многие студенты вынуждены были спать по двое в одной кровати .
Архангельский педагогический институт в 1942–1943 уч. году не имел помещений для занятий и осуществлял учебный процесс в общежитии – полуразвалившемся деревянном здании барачного типа, в тесных, холодных комнатках площадью в 10–14 квадратных метров, в которых проживали преподаватели и студенты.
В стесненных условиях работал Челябинский педагогический институт, здание которого было занято военным заводом. В 1943–1944 учебном году здесь занятия проходили в три смены до трех
часов ночи. Институт не имел столовой и смог организовать лишь одноразовое питание студентов. Подобные же трудности испытывали и другие учебные заведения. В Красноярском медицинском институте часть профессоров и студентов, эвакуированных из Воронежа и Кисловодска не имела белья, одежды и обуви, постельных принадлежностей.
В Кудымкарском педагогическом институте студенты испытывали нехватку лаптей. Выпускницы Вольского учительского института из-за недостатка приличной одежды вынуждены были приходить на государственный экзамен босые, по очереди одевая одно и то же платье .
В таком же положении оказались и школы страны. В Красноярске, например, в декабре 1941 г. из 49 школ города только 18 остались работать в собственных зданиях. Площадь школьных помещений сократилась почти на две трети. Все школы работали в три смены. Одна из школ длительное время находилась в одном помещении с почтовым отделением, клиенты которого ходили через класс, где проходили занятия. Классы большинства школ размещались в 5–6 зданиях, значительно удаленных друг от друга . Многие школы в Балогане, Дзержинске, Горьком, Муроме и в других городах занимались в четыре смены. В школе № 56 г. Горького работало шесть школ . Обозреватель американского журнала был поражен случаем, когда в одном из школьных зданий одновременно работали 10 школ и одно ремесленное училище .
Резко ухудшилось материальное положение школ. Как правило, на нескольких учеников приходилось по одному учебнику, не стало и тетрадей. Школьники писали на старых газетах, обоях, канцелярских книгах, сшивали тетради из оберточной бумаги, афиш и плакатов. Остро не хватало топлива, а для вечерних смен – электричества и керосина. На занятиях сидели в пальто, шапках и валенках, школьники сами вместе с учителями заготавливали дрова. Для сельских школ сложнейшей проблемой обернулась их отдаленность. Отсутствие транспорта, недостаток одежды и обуви, скудное, полуголодное питание стали основной трудностью в осуществлении всеобуча.
Часть школьников старших и средних классов перестала учиться «по семейным обстоятельствам». Они заменяли взрослых на производстве, выполняли работу по дому. Почти пятая часть непосещавших школу выбыли из-за отсутствия одежды и обуви. Ходить ежедневно до школы туда и обратно по 5–7 км в изношенной одежде в зимние холода и весеннюю распутицу становилось не под силу детям 8–10 лет.
Несмотря на то, что в трудное военное время шло активное школьное строительство – за годы войны было открыто и восстановлено вновь 8412 школ на 1176 тыс. учащихся, положение оставалось сложным .
Вновь появилась беспризорность детей.
Власти предпринимали различные меры к решению этих проблем и совместно с комсомолом и общественностью смогли предотвратить массовую беспризорность детей . К концу войны в стране работало около 6 тыс. детских домов. 4340 из них были созданы в чрезвычайных военных условиях. Только в детских домах Российской Федерации в 1943 г. воспитывалось более
688 тыс. детей, а к концу войны – более 300 тысяч. Старшие воспитанники детских домов направлялись в ремесленные училища, в специальные школы, на работу на предприятия, в учреждения, колхозы и совхозы. Для трудового обучения воспитанников в 1943–
1944 годах открывались сотни столярных, слесарных, труболитейных, швейных, обувных и других мастерских.
Большая помощь детям оказывалась предприятиями, колхозами, общественными и военными организациями, которые изготавливали для них за счёт своих средств мебель, одежду, обувь, различное оборудование, ремонтировали учебные, производственные и жилые здания, помогали инвентарём и продуктами питания, производимыми в подсобных хозяйствах, устраивали детей на воспитание в семьи. К концу войны в семьях, по неполным данным, воспитывалось около 350 тысяч детей-сирот. Всего за годы войны общими усилиями было спасено более одного млн детей, оставшихся без родителей или потерявших с ними связь. «Это был поистине патриотический подвиг народа, примеров которого мировая история, пожалуй, не знает», – справедливо утверждает известный исследователь Н.И. Кондакова .
Значительное число детских домов находилось в тяжёлом положении, детей размещали в неприспособленных помещениях, не всегда оказывалась своевременно медицинская помощь, были перебои в снабжении одеждой, обувью, продуктами питания. Из-за нехватки обуви и одежды дети часто питались и гуляли по очереди. Несмотря на это, благодаря усилиям власти и общественности, многие тысячи детей, потерявшие родителей, были избавлены от лишений, обрели относительное благополучие, возможность жить и учиться. Немало детей были своевременно остановлены на опасном пути, на который вступали как беспризорники.
Бытовые условия и повседневная жизнь советских людей в годы войны, наряду с общими чертами и устремлениями, имели существенные различия, обусловленные множеством факторов. Положение в глубоком тылу отличалось от образа жизни и бытовых условий в блокадном Ленинграде, в прифронтовой полосе – от положения на оккупированной территории, на фронте – от ситуации на освобожденной территории, в городе – от сельской местности и т. д.
Повседневными атрибутами военного быта были буржуйки посреди комнаты вместо обеденных столов. Зашторенные по требованиям светомаскировки окна. Керосиновые лампы или лампады из гильз. Нередко и лучины. О мыле многие забыли. Одежду стирали золой или илом. Соль была драгоценностью. Стояние в мороз, а то и по ночам, в очередях. Ордер на галоши или ботинки был праздником в семье.

Деревенское население в военную пору составляли преимущественно старики, женщины и ребятишки, повседневно совершавшие тихий подвиг самопожертвования, подвиг полуголодного существования и нечеловечески тяжкого, самозабвенного труда. Питание, как и в городе, было плохим. К весне в семьях не оставалось даже картошки. Выкапывали из земли перезимовавшие там неубранные полугнилые клубни и делали из них лепешки. Пекли лепешки из лебеды, корней лопухов и других растений. Ели крапиву, хвощи, клевер. А летом ходили как на работу за грибами и ягодами.
В северных областях России, в Сибири и на Урале в 1942–1943 гг. крестьяне употребляли в пищу мякину, ботву, древесные опилки, мясо падших животных. Весной 1942 г. в Архангельской области колхозники и мобилизованные на лесозаготовки ели мох и траву. Люди пухли от голода, не все могли ходить от истощения. Были случаи голодной смерти и самоубийства по причине голода .
Постоянное чувство голода – одно из главных воспоминаний поколения военной поры. Чтобы выжить, уже с осени 1941 г. в степных районах Западной Сибири крестьяне вынуждены были есть падших лошадей и коров. В 1942–1943 гг. употребление в пищу трупов падших животных, всевозможных суррогатов распространилось на всю Сибирь, Южный Урал, Нижнее Поволжье, стало почти обыденным явлением. В апреле 1944 г. Л. Берия докладывал секретарю ЦК ВКП(б) А. Андрееву о положении в Здвинском районе Новосибирской области. «Проведенной проверкой 361 колхозной семьи по
16 сельсоветам установлено, что большая часть семей, особенно дети, имеют безбелковые отеки на почве недоедания», что семьи военнослужащих употребляют в пищу мякину, ботву, древесные опилки, мясо падших животных .
В результате военных трудностей и засухи 1942 г. в Горьковской области, по воспоминаниям очевидцев, кашу варили из семян лебеды, лепешки пекли из конского щавеля, ели корни болотных растений . «Собирали грибы и ягоды. Грибы сушили или солили, если соль была. А грибной суп так готовили: картошку (иногда прямо с кожурой) и грибы мелко порубить, залить водой, да сварить, – вспоминает жительница Нижнего Тагила. – А в особенно тяжёлые времена ели крапиву, лебеду да репейник. Из крапивы делали лепёшки, добавляя к крапивной массе немножко муки. Из лебеды варили суп. А стебли репейника варили в молоке. Вместо чая пили настой трав» .
Уровень потребления на душу населения в годы войны снизился на 35–40 %. Сахар и кондитерские изделия по сравнению с
1940 г. в бюджете питания составляли лишь 22,4 %, мясо и мясопродукты – 59,5 %. Потребление колхозников снизилось в 1943 г. в сравнении с 1939 г. по мясу и салу на 66 %, по хлебопродуктам на
35 %.
Голод коснулся прежде всего детей – наиболее незащищённую и уязвимую часть общества. В колхозных детских садах Свердловской области в 1942 г. умерли от голода и болезней более 100 детей. В 1943 г. только на двух заводах Нижнего Тагила умерли 159, на Высокогорском железном руднике – 37, Тавдинском лесокомбинате – 207 чел., прибывших из республик Средней Азии для работы на промышленных предприятиях. Основными причинами этого были: отсутствие земельных участков, привычного жилища, новая, суровая среда обитания, нетрадиционная, скудная пища .
В условиях нехватки питания в 1943 г. сельские жители стали использовать в пищу перезимовавшее в земле зерно, что вызывало массовое заболевание септической ангиной. За 1943–1944 гг. в Куйбышевской области ею переболело 58 тыс. чел., в Татарской АССР – 22 тыс., из них более 6 тыс. умерло. Правительство дважды принимало постановление о борьбе с этим заболеванием, но в ряде мест не применяли необходимых мер и это имело пагубные результаты .
Одежду шили из солдатского обмундирования, а обувь клеили из автомобильной резины. Молодежь много читала и рассказывала содержание прочитанных книг по вечерам. В. Песков подчеркивает, что жили «сердечно, сплоченно, помогали друг другу, делились всем, чем могли», а вечера у коптилки «что-то оставили в душах» .

Во время войны в армию и на постоянную работу в промышленности выбыло около 13,5 млн крестьян. Почти столько же крестьян привлекалось на различные сроки к выполнению временных и регулярно-сезонных работ по оказанию помощи предприятиям, стройкам, к заготовкам топлива и т. д. Число трудоспособных мужчин с 1941 г. по январь 1944 г. сократилось в колхозах с 16,9 млн до
3,6 млн человек.
Сельское хозяйство лишилось своего лучшего конского поголовья; тракторов, автомобилей, в результате чего резко поднялась нагрузка на каждого оставшегося человека, т. е. женщин, стариков, подростков. В ведущих земледельческих районах она почти удвоилась.
Уже на севе 1942 г. объем работ на живом тягле составил более 50 % всех выполненных полевых работ, тогда как на весеннем севе 1941 г. он не достигал 4 %. Лошади не выдерживали перегрузок и в ряде мест основной тягловой силой становились быки и коровы .
В целом, средняя выработка одним престарелым или больным составила в годы войны 130–135 трудодней, что составляло половину среднегодовой обязательной выработки трудоспособного человека. Выработка одного подростка в возрасте от 12 до 16 лет увеличилась с 74 трудодней в 1943 г. до 103 в 1944 г., составив
42,2 % среднегодовой выработки трудоспособного .
Одновременно с этим появились соотечественники, высказывавшие недовольство тяжелейшими бытовыми условиями, тем, что «теперь мы голодаем, колхозы голодают и все ходят раздевши, холодные и голодные» .
Подобные высказывания, мысли и умонастроения, естественные в тяжелейших условиях и порожденные более чем достаточным количеством конкретных причин, информационные сообщения в руководящие партийные и государственные органы с мест, характеризовали как болтовня, нездоровые настроения, лживые, провокационные и антисоветские слухи, панические, враждебные, антисоветские настроения . Чаще всего, в силу известных причин, такое недовольство выражалось анонимно.

В большинстве случаев неудовлетворенность объяснялась работой конкретных предприятий и учреждений, должностных лиц и исполнителей. Осуждались в них наиболее повторяющиеся и общепризнанные негативные явления – неорганизованность и бюрократизм, грубость и волокита, конкретные злоупотребления, бездушие и другие недостатки. Судя по анализу доступных документов, немногие люди сравнивали переживаемые трудности с политикой руководства и существующим строем.
«До каких пор начальники будут командовать, – писал автор одной из записок, поданных в 1943 г. на Невьянском заводе на Урале. – Мы голодны, раздеты. Солдаты идут в бой полуголодные. Если бы накормили, одели нас, мы без всяких союзников раздавили врага. А у нас еще войны не было, а нас морили голодом» .
Большинство же населения стойко и мужественно переносили материальные и бытовые трудности, физическое и духовное напряжение, делились и помогали друг другу.
Немало было и субъективных причин обострения социальнобытовых проблем народа в годы войны. Архивные документы показывают, что местные руководители ряда регионов страны ссылаясь на военные трудности, плохо решали бытовые вопросы.
В докладной записке комиссии по проверке Саратовского обкома партии в октябре 1942 г. подчёркивалось, что в решении социально-бытовых проблем «обком не проявляет никакой напористости в работе и начинает шевелиться только после телеграмм или звонка из ЦК ВКП (б)». В Кирове в ноябре 1942 г. из 43 магазинов по продаже хлеба работали только 7. В 1944 г. в Туле, Тюмени, Архангельской и Московской областях даже выделенные суммы на ремонт жилого фонда расходовались наполовину.
Наряду с объективными причинами – нехваткой строительных материалов и рабочей силы – виной были недобросовестность, разгильдяйство и безответственность руководителей и исполнителей. По этой причине в Астрахани городские бани работали с перебоями, водопровод и канализация часто выходили из строя, в гостиницах было холодно и грязно. Дорожное, мостовое и паромное хозяйство

находились в запустении. В одном из районов города Горького были закрыты 2 парикмахерских и не работали 6 столовых, 3 магазина и 2 пекарни из-за неудовлетворительного санитарного состояния .
Сказывался и низких морально-этический уровень ряда руководителей. Так, в конце 1942 г. из Иванова в ЦК партии рядовая коммунистка Соловьёва с возмущением писала: «Для главных работников обкома организован закрытый магазин – находится в середине города. Для машин скорой помощи бензину не хватает, а жёны ответственных работников ездят даже на машинах, хвалятся и болтают о своём пайке и только озлобляют людей. Для других работников обкома на машинах привозят картошку, капусту и другие овощи и развозят на глазах у всех, а рабочим и служащим эти продукты доставить очень трудно, приходится покупать на базаре по высоким ценам… В городе трудно сшить чего-нибудь себе и детям, а для главных работников обкома и их с ума посходивших о модах жён, мозоль у всех на глазах, создана отдельная мастерскаяателье» .
Многие руководители, ссылаясь на условия военного времени, забросили работу по охране труда, что приводило к обострению болезней, увеличению случаев травматизма со смертельным исходом. На хлопчатобумажных фабриках Ивановской области грубо нарушался тепловой режим: в цехах была низкая температура зимой и высокая летом. Весной-летом она поднималась до 30 градусов, а в осеннее-зимний период падала до 2 градусов. Не было вентиляционных установок, окна закрывались фанерой или закрашивались, следствием чего была плохая освещённость, нередко составлявшая
25 % от нормы. Посетив Меланжевый комбинат, М.И. Калинин спросил у директора: «А вас женщины ещё не поколотили?» – «Нет». – «Ну а если поколотят, то вы на них не обижайтесь… Уж очень им тяжело».
Плохие условия труда и в быту нередко служили причиной нарушения трудовой дисциплины и текучести кадров. За прогулы и опоздания на работу на 21 минуту и более в 1941 г. было осуждено
1481183, а в 1942 г. – 1274644 человека.

С начала войны, по данным прокуратуры Горьковской области, к июлю 1941 г. было осуждено 1218 чел., из них за прогул 1172 чел., за самовольный уход – 46 человек. В данном случае эти показатели не могут адекватно характеризовать отношение народа к власти и происходящим процессам, или быть свидетельством нездоровья его духовных сил. Прежде всего, потому, что эти показатели отражают саму сложность, непредсказуемость быстро менявшихся условий и обстоятельств, множества жизненных коллизий с которыми сталкивались люди в период войны. Они были также следствием жестокости самих законодательных актов, негибкого, часто бездумного и механистического их применения. К тому же, как показывает анализ документов и свидетельств непосредственных участников, общественное сознание в большинстве случаев с пониманием воспринимало наказание нарушителей, выявляло и осуждало их .
Среди причин прогулов были названы: ослабление массовой воспитательной работы, несвоевременная передача материалов на прогульщиков в суд, опоздание и невыход на работу в связи с проводами в Красную Армию близких родственников. Нужда, плохое здоровье, отсутствие одежды и обуви, невнимательное отношение и грубость руководителей, поиск средств для уплаты непосильных налогов (сбор ягод, грибов, растений и т. д.), в официальных документах, как правило, не упоминаются.
Нельзя не согласиться с тем, что репрессивные меры к дезертирам с предприятий военной промышленности в массовых масштабах не всегда применялись. Приговоры судов не всегда выполнялись или выполнялись формально, поскольку в этом часто не было смысла: рабочие руки требовались и на тех предприятиях, где работали осужденные и они там же оставались и после приговора суда. Некоторые рабочие имели не одну судимость, другие бежали с предприятий и находились в розыске, хотя действенных мер по их розыску не предпринималось. В одном из выступлений секретаря Горьковского горкома ВКП(б) П.А. Ромашина приводились факты бесчеловечного отношения к людям на заводе № 466, критиковались руководство и профсоюзный комитет за невнимание к материально-бытовым условиям жизни людей и в то же время отмечалось, что дела на дезертиров в прокуратуру не передаются, милиция их не разыскивает, дела военным трибуналом рассматриваются заочно, дезертиры остаются безнаказанными .
Сложным и напряженным было физическое и моральнопсихологическое состояние людей. Обобщенную его характеристику дал один участник событий: «Обычный рабочий день фронтовых лет – непреходящее ощущение голода, – писал он. – Мучительная, не отпускающая душу усталость, постоянная борьба с желанием прикорнуть, забыться хоть на мгновение. И ни на минуту не покидавшая тревога за близких, которые там, на передовой, в грязи, в боях и ежесекундной опасности. И тайная мысль, что, может быть, тыловой труд в сравнении с фронтовым – благодать. И тяжкий, безысходный страх, что с фронта, где отец, муж, сын, придет похоронка. И так – каждый день...» .
Вопрос о том, где труднее – на фронте или в тылу, волновал гражданское население и воинов действующей армии. В большинстве случаев тыловики однозначно считали, что труднее и опаснее на фронте. Фронтовики же приходили к выводу о сложности и трудности жизни и деятельности в тылу. Вследствие этого одним из многих мотивов напряженного труда и борьбы, стойкости и мужества и тех, и других было взаимное чувство морального долга, обязанности и благодарности.
В годы войны возросла роль молодежи на различных участках работы страны. Миллионы юношей и девушек сражались в рядах армии и партизанских отрядах, самоотверженно трудились на предприятиях и стройках, колхозах с совхозах. В 1940–1942 гг. было проведено 16 мобилизаций подростков для обучения в училищах и школах ФЗО, которые к 1943 г. дали народному хозяйству 1,5 млн рабочих .
Большинство из них не имели социально-политического и жизненного опыта, необходимых навыков и знаний. Многое оказались в непривычной обстановке, столкнулись с неимоверными трудностями, тяготами и невзгодами. Все они постоянно переносили физические и морально-психологические страдания. Вследствие этого в сознании и поведении молодежи неизбежны были определенные издержки и негативные явления. Дети и подростки из освобождённых от оккупации районов были истощены и больны. Длительные голодание, издевательства оккупантов, нервно-психическое напряжение, холод негативно сказывались на их здоровье. Среди них был высок процент истощённых, больных туберкулёзом и другими заболеваниями, расстроенной психикой. Они становились замкнутыми, не по возрасту серьёзными, сторонились людей. «Многие из нас, видевших своими глазами смерть, знавшие, что такое жестокость, грубо отстраняли от себя всех, кто хотел ласково дотронуться, заглянуть в душу… – вспоминал один из таких подростков. – Мы долго не понимали, что такое добро, ласка…» .
В докладной записке Главного управления трудовых резервов о работе за 1940–1944 гг., которая была направлена в СНК СССР, наряду с традиционным выводом о том, что «политико-моральное состояние основной массы учащихся здоровое», отмечалось наличие фактов нарушений учебной и бытовой дисциплины – это картежные игры и воровство, драки и хулиганство, другие аморальные поступки. В 1942 г. из училищ самовольно ушли 32 тыс. подростков, а за
1940–1942 гг. – 72 тыс. чел. . Причинами подобных явлений были, прежде всего, разнообразные трудности с которыми столкнулись учащиеся: тяжелые, а порой и просто невыносимые условия быта и скудное питание, принуждение и бездушное отношение со стороны работников и старших товарищей, неспособность адаптироваться к новой среде и условиям и другие. Однако самовольный уход официально квалифицировался как дезертирство.
На Уфимском моторостроительном заводе, где работало 17 тыс. молодых рабочих в результате тяжелых условий труда и плохого питания в 1943 г. было зафиксировано 73045 случаев заболеваний с потерей 597133 рабочих дней. За это же время умерло
258 человек в результате дистрофии, воспаления легких, туберкулеза и других причин.
Некоторые подростки с Кировского завода не могли ходить на работу из-за отсутствия одежды и обуви. Многие молодые рабочие жили непосредственно в цехах, потому что не имели жилья, одежды и обуви.

В июне 1942 г. на завод «Станкопатрон» в городе Челябинске прибыли 100 выпускников училища. 88 из них не получили жилья. Несколько суток они спали во дворе, а потом их поместили в баню и голубятню. Они не имели смены белья, не получали мыла и в баню не ходили месяцами. Многих на рабочих местах стали использовать не по специальности, снижая при этом разряд.
Как правило, выпускники ремесленных училищ и школ ФЗО годами работали по 2–3 разряду и за свой труд получали мало. Их заработок составлял в среднем в месяц 300–350 руб. В то же время в
1942 г. в среднем по РСФСР на рынках 1 кг зерна стоил около 54 руб., 1 литр молока – 38 руб., 1 кг мяса – 196 руб.
Работники ЦК ВЛКСМ, побывавшие в 1942 г. в Башкирии на Белорецком металлургическом комбинате отмечали, что молодые рабочие «не имеют обуви и работают босиком, ходят в нижних рубахах и рваных брюках. Многие из них не получали спецодежду в течение 1,5–2 лет, – подчеркивали они в справке. – В прокатном, мартеновском и доменном цехах рабочие не обеспечены рукавицами и работают, придерживая горячий металл концами рукавов. Столовая ОРСа готовит пищу плохо. Очень распространенное блюдо
«затируха» (заварная каша из муки), приводит к заболеваниям».
Инструктор Свердловского ОК РКП(б) Розина, обследовавшая рабочие общежития, писала: «Обувь у большинства совершенно разбитая. Ноги мокрые и грязные… В общежитиях грязно, вся спецовка, грязные ботинки, сапоги находятся под койкой, поскольку нет сушилки. Постельное белье застирано и меняется очень редко. Девушки из детдома живут в дощатом бараке, где кругом щели, с потолка бежит вода, нет не только горячей воды, но и холодной. Приходя с работы в общежитие, они сидят в пальто с грязными лицами и руками» .
Рабочие Свердловского района г. Дзержинска, сообщал в 1943 г. заместитель начальника НКВД Горьковской области, «находятся в безобразно защищенном состоянии. Подавляющая масса спит на полу без всяких постельных принадлежностей в верхней одежде и обуви. Портянки сушить негде. Горячую пищу рабочие получают только один раз в день» .

Аналогичные недостатки, а также проявления грубости, хамства, невысокий уровень общей и бытовой культуры и норм поведения имели проявления и среди других категорий молодежи – рабочей, студенческой и учащейся . В среде крестьянской молодежи, как и жителей села в целом, в силу большей стабильности среды обитания и условий, образа жизни и других причин, морально-психологическое состояние отличалось большей устойчивостью.
Тем не менее в 1942 г. ЦК ВЛКСМ в закрытом письме комитетам комсомола пришел к выводу, что «хотя и незначительная часть комсомольцев в минуту трудностей и опасностей не оправдывает своего почетного звания» , в целом же молодежь, как и подавляющая часть советского народа, несмотря на тяжелые условия труда и быта, голод и холод, была проникнута верой в будущее, спаяна крепкой дружбой и взаимовыручкой, готовностью жертвовать собой ради своих товарищей и интересов Родины. Вера в победу, справедливость целей борьбы и своих товарищей не позволяла терять самообладание и впадать в уныние, помогала переносить невзгоды военного лихолетья, самоотверженно защищать Отечество.
Введение нормированного распределения, увеличение налогов, жёсткое регламентирование трудовых отношений, другие ограничения и различные повинности воспринимались народом как неприятная, но суровая необходимость. Отступление от принципа социальной справедливости, грубость и моральная нечистоплотность руководителей подрывали единство, вызывали неодобрение и осуждение народа.

Список литературы
1. Анисков В.Т. Война и судьбы российского крестьянства. Вологда. – Ярославль, 1998.
2. Анисков В.Т. Жертвенный подвиг деревни. – Новосибирск, 1993.
3. Анисков В.Т. Крестьянство против фашизма. 1941–1945. История и психология подвига. – М.: памятн. ист. мысли, 2003.
4. Большевик. – 1942.
5. Большевик. – 1943.
6. Борисов Б.А. Записки секретаря обкома. – М., 1964.
7. Будни военного лихолетья 1941–1945 гг. – Вып. 1,2 – М.: НРИ РАН,1994.
8. Вклад Урала в разгром фашизма: исторический опыт и современные проблемы национальной безопасности // Четвертые Уральские военноисторические чтения, посв. 60-летию Победы в Великой Отечественной войне: материалы междунар. науч. конф. – Екатеринбург, 2005.
9. Военно-исторический журнал. – 1991. – № 1.
10. Все для фронта, все для победы. 1941–1945. Документы и материалы. – Красноярск: Красноярск. книжн. изд-во, 1978.
11. Гайсин У.Б. Социальное положение молодежи Урала в годы Великой Отечественной // Урал в стратегии второй мировой войны: материалы Всерос. науч. конф., посв. 55-летию Победы в Великой Отечественной войны: Екатеринбург-Каменск-Уральский 27–28 апр. 2000 г. – Екатеринбург: СВ-96, 2000.
12. ГАРФ. Ф. 5451.
13. ГАРФ. Ф. 8090.
14. ГАРФ. Ф. 9507.
15. Забвению не подлежит. 1941–1945. – Кн. 3. – Н. Новгород, 1995.
16. Загвоздкин Г.Г. Цена победы: социальная политика военных лет. – Киров, 1990
17. Зима В.Ф. Менталитет народов России в войне 1941–945 гг. – М., 2000.
18. Известия. – 1967.
19. История СССР. – 1991. – № 6.
20. Исупов В.А., Алексеев ВВ. Население Сибири в годы Великой Отечественной войны. – Новосибирск: Наука. Сиб. отд., 1986.
21. Комсомольская правда. – 1942.
22. Комсомольская правда. – 1943.
23. Кондакова Н.И. Война, государство, общество. 1941–1945 гг. – М., 2002.
24. Новое время. – 1985. – № 15.
25. Павлова Т.А. Засекреченная трагедия: гражданское население в Сталинградской битве. – Волгоград: Перемена, 2005.
26. Панов В.П. Это было. О тружениках тыла в годы Великой Отечественной войны. – М., 1990.
27. Песков В. Война и люди. Воронеж: Центр.-черн. книжн. изд-во, 1989.
28. Полвека в пути. Кировский государственный педагогический институт имени В.И. Ленина. 1918–1968. – Киров, 1970.
29. РГАСПИ. Ф. 1.
30. РГАСПИ. Ф. 17.
31. Советская Россия. – 1990. – 25 мар.
32. Советский тыл в первый период Великой Отечественной войны. – М.: Наука, 1988.
33. Сомов В.А. Потому что была война… Внеэкономические факторы трудовой мотивации в годы Великой Отечественной войны (1941–1945). – Н. Новгород, 2008.
34. Урал в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. – Екатеринбург, 1995.
35. ЦХДООСО. Ф. 4.
36. Черник С.А. Советская школа в годы Великой Отечественной войны. – М.: Просвещение,1975.
37. Шалак А.В. Условия жизни и быта населения Восточной Сибири в годы Великой Отечественной войны (1941–1945). – Иркутск, 1998.
38. Soviet Russia Today. – 1945. – Nov.